Книга Стиль жизни - Кэтрин Полански

– К тому же, на мой взгляд, мы сами слишком долго тянули с этим. – Улыбка директора по развитию была стремительной и острой, как ятаган. – Началась осень, а если бы мы нашли нового дилера летом, то нам удалось бы разработать концепцию следующей весенней коллекции заранее, а не теперь, в чрезвычайной спешке. Именно поэтому на разработку проектов «Гэп» дает участникам две недели.

Остин непочтительно присвистнул, но Саманта его не одернула. Две недели ничтожно мало, разве что будешь работать на кофе днями и ночами – и то, если тебя сразу осенит. Саманта в очередной раз похвалила себя за дальновидность. Финансовая часть проекта у нее готова, а рекламный блок она за две недели точно разработает.

– Вы хотите сказать, что через две недели, начиная с сегодняшнего дня, «Данго» должен представить «Гэпу» свои предложения?

– Именно. – Брюстер сцепил пальцы. – Мне известна стремительность покупки вашей компании корпорацией «Мэтьюс лимитед». Тони Мэтьюс человек спонтанный, но… не глупый. Мистер Котман сообщил нам о ведущемся в «Данго» аудите. По сути, мы готовы выслушать ваши предложения сразу перед его окончанием. Представители «Мэтьюс лимитед», несомненно, будут внимательно наблюдать.

Саманта удивилась. Брюстер запугивает ее или дает ей подсказку? Он видит ее в первый раз, но тонко намекает, что предложение от «Гэпа» – это заодно финальный экзамен на профпригодность для «Мэтьюс лимитед». Очень умно, очень красиво и очень велик шанс вознестись… или вовсе потерять свое место.

– Мы учтем все это при разработке предложений, – любезно ответила Саманта. – Спасибо за предупреждение, мистер Брюстер.

Директор по развитию еле заметно улыбнулся, из чего она сделала вывод, что верно оценила предоставленную ей информацию.

Оказавшись одна в своем кабинете после того, как представители «Гэпа» покинули «Данго», Саманта некоторое время бегала из угла в угол: это помогало ей сосредоточиться. Перспективы вырисовывались пугающе приятные.

Она лучшая. Она затмит всех. Ей нужно всего-то озарение, а оно придет, и скоро, Саманта себя хорошо знала. Остин после совещания выглядел обеспокоенным и быстро побежал в свой кабинет – Саманта подозревала, что ночью он спать не будет. Вот и хорошо. Пусть он займется делом и перестанет надоедать Дормеру.

Ралф… Саманта думала о нем все время. А теперь, когда Брюстер сообщил о пожеланиях своей компании, отношения с Дормером приобретали иной оттенок.

Он будет там. Он будет на презентации, чтобы дать финальную оценку способностям Саманты Хоук, и она понимала, что не должна разочаровать его как профессионал. Только ей хотелось, чтобы Ралф был очарован ею как человеком. Чтобы увидел, как она умна, как хорошо держится в сложных ситуациях, как блестяще умеет работать. Что она может быть и такой тоже – сияющей, словно путеводная звезда над горизонтом. Интригующей. Всемогущей. Желанной.

Что она может быть женщиной, которая нравится ему во всех смыслах.

Саманта приложила ладони к пылающим щекам. Этого только не хватало! Она больше не думала о Дормере как о въедливом аудиторе, или как о мужчине на зиму, или как о мужчине на одну ночь. Он, человек, которого она почти не знала и не могла угадать, какой же он настоящий, вдруг стал для нее важнее, чем Саманта могла помыслить. Его мнение стало важным. Его одобрение стало важным. Не просто потому, что он мог помешать ее карьере. Если вдуматься, карьера здесь была вовсе ни при чем.

Саманта Хоук, деловая женщина и вообще кремень, с трудом подавила желание громко и с чувством выругаться.

Ралф Дормер никогда не сможет быть с нею – он шовинист, он Злой Старик, он темная лошадка и, возможно, еще и в криминале замешан. Криминал пугал Саманту гораздо больше, чем неизвестность: поступки вроде тех, что предполагала подруга, шли вразрез с ее жизненными ценностями. С человеком, совершившим подобное, она не могла бы жить рядом, будь он сколь угодно хорош.

Но сейчас ей хотелось знать, каким Ралф был до того, как с ней познакомился. Чем он жил, что и кого любил, какие у него были планы на будущее и как он засыпает и просыпается. Саманте хотелось – о ужас! – варить ему кофе по утрам и запускать стиральную машину, предварительно запихав туда его любимые старые джинсы. Если у Дормера есть джинсы, да еще старые, конечно.

Ее независимость пошла трещинами и лопнула, потому что теперь она была зависима. И не знала, как с этим справиться.

Было бы проще, если бы у меня кто-то был, подумала она.

Было бы гораздо проще, если бы дальние родственники тогда, после смерти отца, не оставили ее в покое, а продолжили сумбурные семейные отношения. Пусть бы они ругались, пусть бы вели себя невыносимо, все это лучше, чем отпечатанная в типографии открытка на Рождество. Было бы проще, если бы она хоть раз задержалась с кем-то подольше, попыталась полюбить мужчину и теперь у нее оказался хоть какой-то опыт, как вести себя в подобных ситуациях. Но она старательно ни в кого не влюблялась. Она видела, как всю жизнь страдал отец, тоскуя по умершей жене. Она не хотела страдать так же, если, не приведи господь, с ее возлюбленным что-то случится.

Она даже к подругам относилась осторожно, старалась не лезть в их жизнь и, хоть и рассказывала им большинство секретов, некоторые мысли удерживала при себе. У подруг была своя жизнь и свои проблемы. К тому же даже самая задушевная дружба – это не то, совсем не то.

Было бы проще, если бы у меня был ребенок, подумала Саманта.

Если бы тогда, несколько лет назад, она все-таки решилась бы рожать, сейчас ее сыну или дочери было бы уже… да, пять с половиной. Тогда Саманта встречалась со Стивеном Саммерсом, человеком из высшего общества, приятным во всех отношениях. Она что-то упустила, и на плановом осмотре ей сказали, что она беременна. Срок был маленький, и Саманта, почти не раздумывая, решилась на аборт. Ее карьера была на взлете, Стивену дети были не нужны, это она точно знала, да и не хотелось ей строить с ним семью. Ей вообще не хотелось семьи. Одной гораздо лучше.

Теперь она понимала, как сильно испугалась тогда. Какой громадной показалась ей ответственность и тот океан любви, где можно утонуть. Она побоялась захлебнуться. Ведь ребенок – это человек, ближе которого нет. Он был бы совсем ее, и она бы несла ответственность за каждую секунду его жизни, за его шаги, голос, торчащую прядь волос на макушке. Сейчас ребенку было бы уже пять. С половиной. Она ходила бы с ним гулять, рисовала бы смешных животных в большом альбоме, читала бы вслух книжки и сидела бы рядом, если бы он болел. Это была бы совсем другая жизнь, и тогда она ее для себя не захотела.

Может быть, если бы у нее был ребенок, она нашла бы в себе силы и смелость полюбить и мужчину. Не влюбиться легонько, как она обычно называла повышенную приязнь к определенному мужчине, а полюбить. Глубоко. Страстно. И… страшно.

Саманта села в свое любимое рабочее кресло, положила руки на стол и уткнулась в них лбом. В кабинете было тихо, только жужжал кондиционер.

Что же ей со всем этим теперь делать?