Книга Дорога - Александра Маринина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не знаю я, чего ты там бормочешь, я в твоихфилософских премудростях не силен. Я тебе про жизнь рассказываю, какая онаесть, а ты меня все время сбиваешь. И никуда я не веду, я тебе сериалрассказываю. Будешь дальше слушать?
– Буду, – хмуро ответил Камень.
– Значит, Люба с Родиславом попереживали немножко ирешили, что надо помочь семье Ревенко, там же дочка маленькая осталась сбабкой, мать убита, отец арестован.
– Оба решили? – недоверчиво уточнил Камень.
– Ну, Люба решила, – неохотно призналВорон. – Но Родислав не возражал, наоборот, он все время чувствовал себяужасно виноватым и не знал, как вину искупить, мучился, вот Люба и предложилапомочь семье, пока отец находится под стражей, – видела, что мужу тяжело.Пошли они на второй этаж к соседям, так, мол, и так, наслышаны про ваше горе,примите наши соболезнования, может, помочь чем надо? Видят: девочка забитаясовсем, испуганная, плачет, чужих боится, бабка тоже слабо вменяемая…
– Она по какой линии бабка? – снова перебилКамень.
– Мать Надежды. Девочка, оказывается, очень испугалась,когда пришли милиционеры и прямо у нее на глазах отца арестовали, так что,когда заявились Люба с Родиславом, она в угол забилась и начала кричать, чтобыбабушку не забирали. Бабка по имени Татьяна Федоровна тоже вся в рыданиях, все-такидочку только что похоронила, одним словом – полный караул. Люба ей помощьпредлагает, скажите, мол, что нужно, мы все сделаем, но бабка только рукамимашет, дескать, не надо нам ничего, Наденьку мою не вернуть, одна надежда, чтоотца девочке все-таки отдадут, разберутся и отдадут. Может, он и виноват, норазве это по справедливости, когда детей сиротинят, ну и все в таком духе.Противная она.
– Кто?
– Да бабка эта. Хотя, может, это она от горя такаястала, – размышлял вслух Ворон. – Когда у людей горе, они вообщестранно себя ведут и всякую ересь несут. Если Геннадий виноват, то он долженсидеть в тюрьме, при чем тут дети-то? Думать надо было о детях, когда он женуножом резал, чего уж теперь-то.
– А если не виноват? – задал вопрос Камень. –Если Надежду Ревенко действительно убил случайный любовник, которого виделРодислав? Почему ребенок должен страдать?
– Ну, там без нас разберутся.
– А ты сам-то не знаешь? – хитро прищурилсяКамень.
– Чего я не знаю? – сразу же нахохлился Ворон.
– Кто убил.
– Да откуда ж мне знать? Я туда не лазил. Я в это времяза Родиславом смотрел, как он дочку нянчит и домой едет.
– А еще раз не попадешь?
Ворон обиделся. Да, его мастерство далеко от совершенства,да, он не может попасть два раза в одно и то же место, если предварительно непоставил метку, да, он, в конце концов, не Змей! Но зачем же постояннопопрекать этим и тыкать мордой в грязь?
– Если тебе не нравится, как я смотрю, – гордоначал он свою привычную угрозу, но Камень миролюбиво остановил его:
– Мне все нравится. Ты перья-то опусти, чего они у тебядыбом стоят, как шерсть у злобной кошки. Все мне нравится. Рассказывай дальше.
– А дальше Люба предложила отправить маленькую Ларисуна дачу вместе с Колей, Лелей и Кларой Степановной. Бабка на дыбы, дескать, онине какие-нибудь нищие, у них свой дачный участок имеется. Люба ей объясняет,что девочка после такого потрясения должна сменить обстановку, что ей на даче сЛелей будет хорошо, и присмотр за ними будет, и подружек у Лели много, так чтоЛарисе скучать не придется. Но Татьяна Федоровна твердо на своем стояла: у нихна даче тоже подружки имеются, а после такого горя расстаться со своейкровиночкой-внучечкой она никак не может, потому как никого больше на этомсвете у нее, кроме Ларисы, теперь не осталось. Только зять, да и тот супостат,родную жену прирезал, дочку осиротинил – и дальше все по новой насчетсправедливости. Тут Родислав вмешался и говорит: «А кто Геннадию передачи вследственный изолятор носить будет, если вы на дачу уедете?»
– Хороший вопрос, – усмехнулся Камень, –особенно если учесть, что бабка зятя супостатом считает.
– Во-во! Бабка-то и отвечает, что, мол, этому извергурода человеческого она никакие передачи носить не собирается. Вот пусть сперваследствие разберется, докажет, что он не убивал, тогда она позволит Генкевернуться в семью.
– А бабка что же, уверена, что это он убил?
– На все сто пятьдесят процентов! Все скандалы-то у неена глазах происходили, и как он Надежду бил, она видела, и как он угрожал убитьее рано или поздно, тоже слышала. Так что у нее ни малейших сомнений нет. Она уследствия идет как главный свидетель обвинения. Ее даже предупредили, что ейпридется на суде показания давать. Ты меня не сбивай! Значит… – Воронзадумался. – Опять я забыл, на чем остановился. Вечно ты со своимивопросами рассказывать мешаешь.
– Ты остановился на том, что Татьяна Федоровна несобирается Геннадию передачи в тюрьму носить.
– Да, – Ворон откашлялся, прочищая горло. –Тут Люба кошелек достает и предлагает ей денег, вы, говорит, на похороны ипоминки поистратились, а вам себя нужно содержать и ребенка, возьмите. Бабкаопять на дыбы и ни в какую! Мы, дескать, не нищие и в подачках не нуждаемся. Унас все есть. Люба не обиделась, деньги молча на сервант положила, мало ли,говорит, как жизнь сложится, вдруг да понадобятся, а если не понадобятся, топотом как-нибудь отдадите. И помните, Татьяна Федоровна, мы всегда рядом и нанашу помощь вы всегда можете рассчитывать. Не стесняйтесь, обращайтесь, мывсе-таки соседи и должны друг другу помогать. На том и расстались. Бабка черезпару дней вещи собрала и вместе с внучкой на дачу умотала, лето уж началось. И,между прочим, денежки, которые Люба оставила, с собой прихватила, не забыла. Яже говорю, противная она. Лицемерная какая-то. Ну чего, дальше, что ли, лететь?Или еще о чем-то спросить хочешь?
Камень призадумался. Он, конечно, большой любитель неспешныхповествований с множеством деталей и подробностей, но надо и честь знать. Ворони в самом деле не Змей, уж куда попадет – туда попадет, тут не до жиру.Впрочем, в самом начале он говорил что-то о суде, на котором присутствовалиЛюба и Родислав. И вроде бы Ворон там даже вешку поставил, так что на суд-то онточно попадет. Если это, конечно, суд над Геннадием Ревенко, а не какой-нибудьдругой.
– Ты говорил, что видел какой-то суд, – осторожноначал он, боясь снова обидеть старого друга.
– Ну да, как раз в восьмидесятом году, летом, аккуратперед Олимпиадой, там еще олимпийские мишки и разноцветные кольца по всемугороду понатыканы.
– Значит, это был суд над Геннадием?
– Думаю, да. А какой же еще?
– И у тебя там вешка стоит?
– Должна стоять, если никто не спер.
– Тогда дуй прямо туда. Сейчас мы с тобой все и узнаем:кто убил да за что убил.