Книга Каньон Холодных Сердец - Клайв Баркер

– Мама, – наконец прервал ее он, – меня ждут кой-какие дела. По части кремации.

– О боже, надеюсь, это пройдет тихо. Пресса не прочь раздуть вокруг тебя и твоей собаки большую шумиху.

– Именно по этой причине тебе лучше никому об этом не говорить, – предупредил он. – Если кто-нибудь будет звонить и выразит желание сослаться на тебя…

– То я ничего не знаю.

– Да, ты ничего не знаешь.

– Я же в курсе, как это делается, милый. Не волнуйся, твоя тайна не выплывет наружу.

– Не говори даже соседям.

– Ладно. Не буду.

– Пока, мама.

– Мне очень жаль Брюстера.

– Демпси.

– Не все ли равно?

Когда Тодд обстоятельней поразмыслил о Мерике Пикетте, то понял, что мать была права: свою былую привлекательность отец потерял с поразительной быстротой. Страховой агент, на которого заглядывались все горожанки Цинциннати, едва ли не в один день превратился в старика, которого все сторонились, даже некогда влюбленная в него мать Дэнни. А что, если отцовская особенность является наследственной? Пусть даже не на сто процентов, а только на пятьдесят?

Тодд позвонил в офис Эппштадта. Сукин сын перезвонил ему только через сорок восемь минут, причем начал разговор в довольно резкой форме:

– Надеюсь, речь пойдет не о «Бойце»?

– Нет.

– Мы не будем его делать, Тодд.

– Я уже понял, Гарри. Твой секретарь слушает наш разговор?

– Нет. А что?

– При нашей последней встрече ты рекомендовал мне одного человека, оказавшего ценную услугу некоторым известным людям.

– Брюса Берроуза?

– Да. Так вот, я звоню, чтобы сказать: я решил с ним встретиться.

– Очень мудрое решение.

– Спасибо.

– Правда, Тодд, ты меня очень порадовал. Когда поправишься, думаю, мы с тобой еще поработаем.

После этого Пикетт не стал откладывать звонок в долгий ящик, а сразу позвонил Берроузу. Записался к нему на консультацию и предварительно обговорил с ним дни, на которые могла бы быть назначена операция.

Но прежде нужно было завершить очень важное дело: попрощаться с Демпси. Несмотря на уверения Роберта Льюиса Стивенсона, Тодд не вполне отдавал себе отчет, что ожидает душу после смерти тела, неважно, кому она принадлежит – человеку или животному. Он знал только то, что хочет поместить останки Демпси туда, где пес был счастлив при жизни. Несомненно, это был задний дворик, в котором его питомец с самого раннего возраста стал полноправным хозяином; здесь была его школа, в которой Демпси поначалу учился ходить, а впоследствии обучался всяким собачьим навыкам. За день до того, как отдать себя на растерзание Брюсу Берроузу, Тодд принес сюда бронзовую урну, которую накануне получил в Службе кремации животных. В ней находился пластиковый пакет, в котором хранилось то, что осталось от верного пса. Пепла было довольно много, ведь Демпси был крупной собакой.

Раньше они с Демпси частенько сидели в этом дворике и любовались небом… Тодд насыпал в ладонь немного пепла. Интересно, какая часть – хвост, а какая – морда? А где загривок – Демпси просто обожал, когда ему чесали за ушами? Хотя какая разница? Все рано или поздно превращается в прах. И хвост, и голова – и пес, и человек.

Прощаясь со своим другом, Тодд приложил губы к пеплу. Очевидно, увидев эту сцену, его мать сказала бы, что это негигиенично. Словно назло ей, он поцеловал пепел еще раз, после чего встал и разбросал его, как семена по грядке. День был безветренный, поэтому пепел равномерно распределился по бывшим владениям Демпси.

– До встречи, пес, – сказал Тодд, удаляясь в дом, чтобы помянуть усопшего друга хорошей порцией спиртного.

ЧАСТЬ III

МРАЧНЫЕ ВРЕМЕНА

Глава 1

Когда Тодду было семнадцать лет, в течение четырех летних месяцев ему довелось работать в доме престарелых под названием «Закат», который находился на окраине Орландо. На работу его устроил дядя Фрэнк, подвизавшийся в акционерном обществе «Закат» бухгалтером. Мало чем отличавшийся от приюта для умирающих, этот дом скорби оставил в памяти Тодда довольно тягостный след. По роду своих обязанностей юноша почти не общался с пациентами – у него не было навыков медбрата, да он и не стремился их получить. Однако Тодду поручили опекать некоего Дункана Макфарлейна на том основании, что пациент слишком буйствовал, когда его мыли медсестры. У Тодда с ним не было больших хлопот, однако старик оказался порядочным сукиным сыном. Особенно донимали Пикетта водные процедуры. Дело в том, что вид собственного тела вызывал в старике целую бурю отрицательных эмоций. Как оказалось, в свои молодые годы Дункан был атлетом, но теперь, когда ему было восемьдесят три, его тело не сохранило никаких следов прежней силы и красоты. Он походил на бесцветный мешок, полный дерьма и недовольства собой.

– Ну, посмотри же на меня, – ворчливо говорил старик, когда Тодд его раздевал. – Господи, посмотри же на меня, посмотри.

Каждый раз он повторял в ужасе одни и те же слова: «Посмотри на меня, Господи, посмотри».

По сей день Тодд помнил нагое тело Макфарлейна со всеми его старческими проявлениями. Маленькая белая бородка, свисающая с дряблой мошонки, усеянный темными бородавками левый сосок груди, сморщенные складки кожи подмышек. Тодд стыдился собственной брезгливости и скрывал ее от других до тех пор, пока однажды не стал свидетелем разговора на эту тему. Оказалось, что подобные чувства испытывал не только он, и особенно они были свойственны мужской части обслуживающего персонала. Помимо него в доме престарелых служили еще четверо молодых людей, которые постоянно говорили об отвратительной стороне своих обязанностей. Один из них, чернокожий парень по имени Остин Харпер из Нового Орлеана, в этом вопросе оказался особенно красноречив.

– Я не дам себе дожить до такого состояния, – любил повторять он. – Уж лучше пустить пулю в лоб, чем дойти до такого ничтожества.

– А тебе и не придется, – отвечал ему Тодд.

– Откуда тебе знать, парень? – удивлялся Остин, по обыкновению похлопав Тодда по ягодицам.

– К тому времени, как мы состаримся, люди научатся справляться с этими проблемами.

– Хочешь сказать, мы будем жить вечно? Чушь собачья. На эти фантастические штучки я никогда не куплюсь, парень.

– Я не говорю, что мы будем жить вечно. Но к тому времени узнают, почему образуются морщины, и научатся их разглаживать.

– Да неужто? И ты надеешься, что тебя всего разгладят?

– Да, черт побери, надеюсь.

– Выходит, ты все равно умрешь, но умрешь гладким и красивым? – И он в очередной раз игриво толкнул его в зад.