Книга Корунд и Саламандра - Алла Гореликова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Это да. – Я вздыхаю, вспоминая себя год назад. Тогда у меня язык бы не повернулся назвать неудачей нынешнее мое положение!
– А знаешь, Анже, занесла меня как-то кривая дорожка в Себасту. И занятный там со мною приключился случай.
Серж замолкает, и взгляд его становится хитрым: выжидательный взгляд признанного рассказчика: мол, что, хочешь послушать?
– Расскажи, Серж! – Я через силу улыбаюсь, к чему своим кислым настроением других заражать. Вовсе ни к чему.
Серж кивает. И начинает:
– Я был тогда, видишь ли… хм, в бегах. Искали меня по всем коронным землям, а я пережидал эту суету в Себасте Приморской, есть там такой район, Собачейка, где затеряться легче легкого. И вот живу я в той Собачейке неделю, две, веду себя тихо-смирно и каждый день толкусь в порту, в компании всяческого отребья, выпивох и просто неудачников, ждущих хоть какого разового заработка.
Я киваю. В каждом крупном городе, пожалуй, есть места, где толкутся подобного рода люди. В Корварене уж точно есть: скверик у задней стены миссии святого Карела. Я чуть ли не жил там добрых два месяца, пока не наткнулся на меня Пресветлый.
– Ну вот, и представь, друг Анже, – подходит раз ко мне господин. Такой, знаешь… не просто господин, а ваше благородие… а то и высокоблагородие. Причем и не хлыщ какой-нибудь столичный, шпагой разве что в фехтовальном зале махавший. Видно, что всякого повидал и в переделках бывал, а то и сам их заваривал. А смотрит – прям так и тянет перед ним в струнку вытянуться. «Пойдем, – говорит, – парень. Работенка есть». И ведет меня прямиком в «Миногу», есть там такая забегаловка, из тех, где никому ни до кого дела нет, пока в его дела не суются…
Серж молчит, словно собираясь с мыслями. Я жду.
– И вот, друг Анже, предлагает он мне безо всяких там намеков и недомолвок пойти матросом на капер. Тебя, мол, ищут – он ведь, Анже, и по имени меня знал, и про все мои дела, приключения да похождения. Ищут, парень, а когда найдут – ну, сам знаешь, что тогда. Так что выбирать тебе особо не из чего. А у меня, парень, контракт на пять лет, с долей в добыче, а потом, коли жив останешься, можешь осесть на теплом берегу своим домом, и никто тебя не тронет, только налоги плати исправно. На каком еще таком теплом берегу, спрашиваю я… Ты не замечал, Анже, что первыми почему-то выскакивают на язык самые глупые вопросы?… На южном, спокойненько так отвечает благородный господин. На южном берегу Ограничного моря. Или Внутреннего, ежели тамошние места больше к душе лягут. Постойте-ка, говорю, господин хороший, так вы что, на Империю меня зовете служить? Ну разумеется, отвечает, а ты думал? В этой стране у тебя, парень, одна дорога.
Серж снова замолкает, молчу и я.
– Он был прав, друг Анже, – с внезапной глухой горечью говорит Серж. – Он был прав. Но капер… Одно дело браконьерствовать помалу… В общем, говорю я ему со всей ответной любезностью: мол, не тянет меня на капер. Вообще в море не тянет. Уж извините, добрый господин, качку не переношу. А сам думаю: драпать придется. Выдаст ведь. А он плечами так равнодушно, знаешь, пожал: ну, парень, как хочешь. Мое дело предложить. Только вот что, парень, я тебе скажу, ради твоего же спокойствия: забудь об этом разговоре. Если ты пойдешь сейчас к королевскому сержанту и станешь ему рассказывать, что тебя вот прямо здесь, в Себасте, зазывали на имперскую службу, а ты, как добрый подданный, отказался – прошлые твои грехи это не спишет. Да и мне, кстати, тебя выдавать неинтересно. Во избежание лишних разговоров. Все понял, парень? Как не понять, отвечаю. Вот и славно, кивает, тогда еще кое-что тебе скажу. Если вдруг припечет тебя так, что и качка пугать перестанет, приди вот в эту самую «Миногу», подойди к хозяину и скажи так: предлагал мне как-то капитан Беркут работу, так вот, я надумал. Запомнил, парень? Запомнил, говорю, спасибо. И дернул я, Анже, из Себасты в тот же день. Вот так вот, друг Анже. Вот какие дела у нас делаются.
– И ты никому не сказал? – спрашиваю я.
– Почему, сказал, – отвечает Серж. – Отцу Предстоятелю сказал. Я, видишь ли, как раз тогда в монастырь и попал. Из Себасты-то дернуть легко, а потом куда? На коронных землях меня искали. И хорошо искали, друг Анже! Так и получилось, что в один прекрасный вечер оставалось мне либо в монастырские ворота постучаться и убежища попросить, либо поднять лапки перед королевской стражей. Так кончилась одна моя жизнь и началась другая, и оказалось, что к ней легко привыкнуть, что можно находить удовольствие в малом, что есть покой, который не тяготит. Что прошлое можно вспоминать спокойно. Странными путями ведет нас Господь…
Почти позабытая тяжесть лопаты в руках оказывается неожиданно приятной. И земля… как пахнет она, весенняя свежевскопанная земля… голова кругом! Я впитываю этот запах, впитываю робкое тепло весеннего солнца и прохладу ласкового ветра; и усилие входящего в землю металла, и тепло дерева под ладонями; я впитываю весну, впитываю всей кожей, всем существом своим. Прав Пресветлый, не дело это – сиднем сидеть в полутемной келье, отгородившись от жизни. Ведь жизнь наша – тоже дар Господень. Как эта весна. Как это солнце, и ветер, и земля под моей лопатой, и небо над моей головой.
На обед я иду, полный до самого краешка счастливой усталостью. И странно думать, что этот день мог сложиться иначе. Не мог, нет! Ведь только в такие дни и достает нам чутья ощутить воочию Господень Свет и всю благодать Его. Затем и случаются они в жизни.
– Хорошо, верно, Анже? – улыбается Серж.
– Еще как, – отзываюсь я. Хорошо. Хорошо, что и Сержа коснулся благодатью этот день.
После обеда мы снова беремся за лопаты. На грядке, вскопанной утром, трудятся трое послушников, садят в мягкую землю мелкий лук-севок, и тоже, я вижу, наслаждаются благодатным деньком. В саду жгут мусор, дым от костра поднимается к небу столбом, обещая хорошую погоду. И вечером, после урочных молений, вдруг думается мне, что весь день сегодняшний стал для меня одной светлой молитвой.
И полных шесть дней проходят для меня так – с лопатой в отвыкших руках, с улыбающимся Сержем рядом и со Светом Господним вокруг и в душе. А на седьмое утро…
Брат Серж входит ко мне не то что радостный – лучащийся, искрящийся, брызжущий радостью.
– Пойдем скорей, Анже, – говорит он. – Пресветлый зовет тебя…
– Я был у доброго нашего короля, Анже, – начинает Отец Предстоятель, едва мы входим. – Мы говорили о твоем дознании и обо всех трудностях его.
А ведь Пресветлый тоже взбудоражен, думаю я. Такой точно голос был у него, когда рассказывал я о короле Лютом после похищения Карела.
– Ты пойдешь в Коронный лес, Анже. Добрый наш король разрешил тебе пробыть там столько, сколько понадобится, и всюду ходить, и всё смотреть, и обо всем спрашивать. Он прямо при мне отослал гонца с приказом своим егерям.
– Коронный лес, – ошарашенно повторяю я. – Но что мне там делать, в лесу?! Деревья, они ведь живые, с ними мой дар не работает.