Книга Волхв - Вячеслав Перевощиков

– Но, но, не балуй, – перестав смеяться и невольно подаваясь назад, пробасил Орша.

Лишь мгновение старый вояка казался растерянным, но в следующий миг его рука подобно молнии метнулась вперед и поймала на лету тяжелую гирьку кистеня. Радим застыл, не веря своим глазам.

– Как, как вы это сделали? – вырвалось из его груди.

– Повоюешь с мое, сынок, – не такое будешь делать, – подмигнул отроку желто-зеленый смеющийся глаз сотника.

Твердая рука слегка подбросила гирьку и вновь поймала ее:

– А из этой репки отличная выйдет закуска для любого вражины, хоть хазарина, хоть грека. Только вот ремешок твой малость слабоват будет, враз его клинком и обрежут. На цепочку надо вешать. Да в каждую руку по штуке, оберуч. Вот тогда не будет тебе равных среди сечи злой и кровавой… А жить ты будешь долго, пока тебе не надоест убивать этой штукой всякую нечисть.

– Уже надоело, – побледнев, отрок дернул на себя ремешок кистеня. – Богу я служить должен.

– А жаль. Из тебя бы хороший вышел воин, – Орша отпустил гирьку, и та вслед за натянутым ремешком полетела к хозяину кистеня, едва не ударив его. – Ладно, будем тебя готовить в скоморохи, раз ты такой шустрый.

Сотник подошел к одному из сундуков и достал оттуда гудок[26]и нарядную детскую рубашку с пришитыми к ней бубенчиками. Гудок он передал отроку, а рубашку жене, которая тут же отправилась рукодельничать, чтобы соорудить костюм скомороха.

– Ну а петь-то ты умеешь? – спросил отрока Орша.

– Весенние распевы знаю, на прославление Ярилы и Даждьбога и еще, – неуверенно отвечал Радим.

– Этого маловато, чтобы разозлить христосников, – покачал головой сотник. – Да и скоморохи поют совсем другое. Так тебя, пожалуй, скорее за юродивого примут.

Сотник нагнулся к отроку и, оглянувшись на свою молодую жену, тихо заговорил:

– А вот я сейчас научу тебя одной скоморошинке, это такая песня потешная, от которой ни один истинный христианин не устоит на месте.

Орша взял в руки гудок и под простенький наигрыш тихонько пропел:

Как-то в церкву шел я раз,

Да на бабу лег мой глаз.

Стоит она, нагибается,

Во мне ж все разгорается.

Ветерок тут налетел

Да подол ей вверх поддел.

Что за диво – женский зад,

Только как же был я рад.

Позабыл попа и храм

И смотрю на бабий срам,

Да молю сей ветерок,

Чтоб поднял еще чуток.

Поднял ветер вновь подол,

И в штанах поднялся кол.

В церкви колокол бренчит,

А мой кол в п… торчит.

Он молиться хочет здесь

И в п… забрался весь.

Сотник увлекся собственной музыкой, но волхв прервал его, положив руку на струны:

– Хватит богохульничать.

– Это ты что ж, христиан защищаешь? – возмутился Орша.

– Не дождешься. – Велегаст отпустил струны, и они жалобно застонали. – Но наша вера предполагает уважение ко всем богам, которым поклоняются люди. Даже если эти люди – наши враги.

– Они ругают, как хотят, русских богов, рушат капища, а ты толкуешь мне про уважение?! – сотник сердито стукнул по рукояти меча.

– В этом сила нашей веры, – волхв поднял руку вверх. – Главное оружие Светлых Богов – это добро и справедливость.

– Можно и так, – буркнул воин. – Ты у нас мудрец, и тебе виднее, но сдается мне, что с таким оружием сейчас много не навоюешь.

– Да, мне должно быть виднее… – задумчиво пробормотал Велегаст.

Он посмотрел на полосу света, идущую от двери, и туманную тень, скользящую по ней, и глаза его тревожно сощурились. Что его насторожило, он и сам не знал, но ноги его сами собой сделали осторожные шаги сквозь полумрак плохо освещенного дома и тихо переступили порог. Теперь сумрак жался где-то позади, и на седую голову мудреца посыпалось крошево солнечных лучей, рвущихся сквозь бесчисленные прорехи в листве вишневой кроны. Один из лучиков света упал на желтый глаз камня в навершии посоха и рассыпался янтарными искрами. Но едва волхв взглянул на посох, чтобы проследить как искры скользят по знакам рун, как тень набежала на солнце, и магический камень потух. Старец давно уже не верил в простые совпадения и, посмотрев в безоблачное небо с одной-единственной тучкой, сердито нахмурился.

– Да, видно, Орша был прав, сила Тьмы здесь присутствует, и сила эта весьма велика, – рассуждая вслух, прошептал он сам себе под нос.

– Что ты говоришь? – встрепенулся сотник.

– Я говорю, что раз мне виднее… – Велегаст загадочно замолчал, глядя в небесную синь. – То никто сейчас не пойдет в подземелье к грекам, и никаких скоморохов не надо.

– Это как же так? – сотник от удивления даже перестал злиться.

– Все очень просто. – Волхв провел рукой по седой бороде и немного повернул голову, так что его четкий профиль словно отчеканился в мутноватом свете. – Ведь вторая цель моего появления здесь – это князь Мстислав, который, согласно пророчествам наших мудрецов, должен свершить великие дела и отстоять веру предков и который может разбудить силу священного дара, завещанного нам Светлыми Богами. Ты прости меня, Орша. – Велегаст повернулся, и стало видно, как воспалены его глаза. – Я так был поражен гибелью служителя Велесова храма и тем, что вместе с ним утерян путь к святыне, что позабыл, совершенно позабыл… или, может быть, это силы Тьмы помутили мой ум… но мы едва не пошли ошибочным путем. Это было какое-то наваждение, но теперь я отогнал мороков, мешавших нам мыслить верно, и вижу ясно, что только князь может помочь отыскать утерянное звено. Он должен нам помочь!

– Час от часу не легче, – и сотник выругался так, что жена его в испуге зажала уши. – С чего ты взял, что князь тебе станет помогать и что он вообще захочет иметь дело с твоими дарами Светлых Богов. Или ты забыл, что Мстислав является сыном Владимира, крестившего Русь, сыном человека, порушившего древние храмы и изгнавшего волхвов из Киева?!

– Нет, не забыл, ничего не забыл. – Волхв спокойно положил обе руки на крылья птицы, вырезанной на его посохе. – Княгиня Ольга стала христианкой, а ее сын, Святослав, поклонялся русским богам, затем Владимир, сын Святослава, снова пришел к греческой вере, значит, и Мстислав, сын Владимира, вновь должен вернуть русскую веру, ибо в смутные времена дети всегда ищут свой путь к Богу и Правде, отрицая то, что сделали их отцы.

– Говоришь ты красиво, – Орша недоверчиво покачал головой. – Но знает ли князь про это твое «должен», может, он совсем другого мнения на этот счет, ну и потом, даже если он и вправду вдруг решит все изменить, в чем я лично очень сомневаюсь, то он прежде всего просто не захочет ссориться с отцом, да и с византийцами тоже.