Книга Трактир "Ямайка" - Дафна дю Морье

Езда закончилась, и веселое возбуждение покинуло ее. Прежний ужас и отвращение к дяде вернулись. Викарий остановил лошадь как раз у двора, под прикрытием земляного вала, поросшего травой.

— Не видно ни души, — спокойно сказал он. — Похоже на обитель мертвецов. Хотите, я попробую открыть дверь?

Мэри покачала головой.

— Она всегда заперта, — прошептала девушка, — и окна на засовах. Вон там моя комната, над крыльцом. Я могу вскарабкаться туда, если вы позволите мне забраться к вам на плечо. Дома я и не в такие места взбиралась. Мое окно наверху открыто; с навеса над крыльцом это будет просто.

— Вы поскользнетесь на шифере, — ответил викарий. — Я не позволю вам это сделать. Что за ерунда. Неужели нет другого способа войти? А если сзади?

— Дверь бара окажется заперта, и кухни тоже, — сказала Мэри. — Если хотите, можно потихоньку подойти и убедиться.

Она провела его за дом и внезапно обернулась, прижав палец к губам.

— В кухне свет, — прошептала она. — Значит, там мой дядя. Тетя всегда ложится рано. На окошке нет занавесок; если мы пройдем мимо, он нас увидит. — Девушка прижалась к стене дома. Ее спутник жестом приказал ей оставаться на месте.

— Очень хорошо, — сказал он. — Я постараюсь, чтобы ваш дядя меня не заметил. Я хочу заглянуть в окно.

Мэри смотрела, как он сбоку подобрался к окну и стоял там несколько минут, глядя в кухню. Затем он сделал ей знак следовать за ним, с той же напряженной улыбкой на лице, которую она заметила раньше. Его лицо выглядело очень бледным под черной широкополой шляпой.

— Сегодня никакого спора с хозяином трактира «Ямайка» не будет, — объявил он.

Мэри последовала за его взглядом и придвинулась к окну. Кухня была освещена единственной свечой, криво воткнутой в бутылку. Она уже наполовину сгорела и сильно оплыла с одной стороны. Огонек колебался и потрескивал на сквозняке: дверь, ведущая в сад, была распахнута настежь. Джосс Мерлин развалился у стола в пьяном оцепенении, огромные ноги вытянуты в разные стороны, шляпа на затылке. Он глядел перед собой на оплывающую свечу остекленевшими и остановившимися, как у мертвеца, глазами. Другая бутылка с разбитым горлышком валялась на столе, рядом — пустой стакан. Торф в очаге дотлел до конца.

Фрэнсис Дейви указал на открытую дверь.

— Вы можете войти и отправиться наверх спать, — сказал он. — Дядя вас даже не заметит. Заприте за собой дверь и задуйте свечу. Вам только пожара не хватает. Спокойной ночи, Мэри Йеллан. Если только попадете в беду и я вам понадоблюсь, я буду ждать вас в Олтернане.

Он завернул за угол дома и исчез.

Мэри на цыпочках вошла в кухню, закрыла и заперла дверь. Она могла бы захлопнуть ее, если бы захотела, — это не разбудило бы дядю.

Джосс Мерлин отправился в свое царство небесное, и этот жалкий мир перестал для него существовать. Девушка задула свет рядом с ним и оставила дядю одного в темноте.

Глава восьмая

Джосс Мерлин пил пять дней подряд. Большую часть времени он был невменяем и пластом лежал в кухне на импровизированной постели, которую соорудили Мэри с теткой. Он спал с широко раскрытым ртом, и его шумное дыхание было слышно в спальнях наверху. Около пяти вечера дядя просыпался примерно на полчаса, требуя бренди и всхлипывая, как дитя. Жена тут же подходила и утешала мужа. Она давала ему немного бренди, сильно разбавленного водой, говорила с ним ласково, как с больным ребенком, поднося к его губам стакан, а трактирщик озирался вокруг горящими, налитыми кровью глазами, что-то бормоча про себя и вздрагивая, как собака.

Тетя Пейшенс стала совсем другим человеком, выказывая холодное спокойствие и присутствие духа, которых Мэри никак от нее не ожидала. Она полностью предалась заботам о муже. Она все должна была делать для него, и Мэри с чувством глубокого отвращения наблюдала, как тетя меняет пьянице одеяла и белье, потому что сама она не могла бы даже приблизиться к нему. Тетя Пейшенс приняла все это как должное, и проклятия и вопли, которыми трактирщик встречал ее, вовсе ее не пугали. Только в этих случаях она обладала властью над мужем, и он безропотно позволял ей обтирать ему лицо полотенцем, смоченным горячей водой. Затем жена подпихивала под него свежее одеяло, расчесывала его спутанные волосы, и через несколько минут он снова засыпал, с багровым лицом, широко открытым ртом и вывалившимся языком, храпя, как бык. В кухне жить было невозможно, и Мэри с тетей превратили маленькую пустующую гостиную в жилую комнату. Впервые тетя Пейшенс стала племяннице хоть немного близким человеком. Она радостно щебетала о прежних днях в Хелфорде, где она и мать Мэри вместе провели детство; она двигалась по дому быстро и легко, и иногда Мэри даже слышала, как тетушка тихонько напевает отрывки из старых церковных песнопений, снуя в кухню и обратно. Похоже было, что запои у Джосса Мерлина случаются примерно каждые два месяца. Раньше перерывы были длиннее, но теперь запои участились, и тетя Пейшенс никогда не знала, когда это произойдет. Нынешний был вызван визитом в трактир сквайра Бассата — тетушка сказала, что хозяин очень рассердился и расстроился, и когда в шесть часов вечера он вернулся с пустоши, то прямиком направился в бар. Она уже знала, что будет дальше.

Тетя Пейшенс без всяких вопросов приняла объяснение племянницы о том, что та заблудилась на пустоши. Она только сказала, что нужно остерегаться трясин, и разговор на этом был закончен. Мэри вздохнула с облегчением. Она не хотела вдаваться в подробности своего приключения и решила ничего не говорить о встрече с викарием из Олтернана. А пока Джосс Мерлин в оцепенении лежал в кухне, и две женщины провели пять сравнительно спокойных дней.

Погода была холодная и пасмурная, и Мэри не хотелось выходить из дома, но на пятое утро подул ветер и выглянуло солнце, и несмотря на приключение, которое она испытала всего несколько дней назад, Мэри решила еще раз бросить вызов пустошам. Трактирщик проснулся в девять часов и принялся орать во всю глотку, и от этого шума, и от запаха из кухни, которым теперь пропитался весь дом, и от вида тети Пейшенс, которая бросилась вниз с чистыми одеялами в руках, Мэри охватил приступ отвращения и ненависти ко всему этому.

Очень стыдясь самой себя, она выскользнула из дома, завернув в платок корку хлеба, и перешла через дорогу. На этот раз девушка направилась на Восточную пустошь, в сторону Килмара, и поскольку впереди был целый день, она не боялась заблудиться. Мэри продолжала думать о Фрэнсисе Дейви, этом странном викарии из Олтернана, и поняла, как мало он рассказал ей о себе, хотя от нее самой за один лишь вечер узнал историю всей ее жизни. Девушка подумала, как странно он, должно быть, выглядел, рисуя свою картину у вод Дазмэри, стоя, возможно, без шляпы, с ореолом белых волос, поднявшимся вокруг головы, а залетевшие с моря чайки, должно быть, скользили над поверхностью озера. Он, наверное, был похож на пророка Илию в пустыне.

Хотела бы она знать, что привело его к священничеству и любят ли викария в Олтернане. Скоро уже Рождество, и дома, в Хелфорде, люди, должно быть, украшают жилища остролистом, хвоей и омелой. Повсюду в огромных количествах пекут пироги и кексы и откармливают индеек и гусей. Маленький пастор с праздничным видом лучезарно взирает на свой мирок, и в сочельник после чая отправится в Трелуоррен пить джин, настоянный на ягодах терновника. Интересно, украшает ли Фрэнсис Дейви свою церковь остролистом и призывает ли он благословение на свою паству.