Книга Музей боевых искусств - Александр Чернов

Вроде причин для отказа посетить дом девушки больше не было, и я, поколебавшись, шагнул в калитку, которую во время разговора успела открыть Оксана.

Двор оказался длинным и узким, по нему вряд ли бы могла проехать легковая машина. По левую сторону тянулась веранда, по правую — пресловутый забор, побеленный с этой стороны и замаскированный хмелем.

Оксана рассказала мне о своем подворье. Кроме уже известных мне веранды и забора, в него входил собственно сам дом о трех комнатах, примыкающая к торцу его миниатюрная банька, размещавшиеся на другом конце двора в Г-образном строении столовая, кухня и кладовка, крохотный огород и в углу его кабинка туалета. Все в запущенном состоянии, чувствовалось, не хватает в доме мужской руки. Если бы я здесь жил, я бы… Впрочем, чего это я? Жениться на Оксане я не собираюсь, съезжать из своей двухкомнатной квартиры тоже. Я своей холостяцкой жизнью во как доволен… О чем тогда разговор?..

Мы вошли на веранду, затем в комнату. Запах, как в гробнице, а обстановка, как в выставочном зале музея советского интерьера: «стенка», набор мягкой мебели, телевизор, относящийся к эпохе раннего социализма абажур над столом. В углу стояло старенькое пианино.

— Сыграешь? — спросил я, побарабанив пальцами по пианино.

— Ты с ума сошел! — проговорила Оксана, шагнула в комнату и буквально упала на диван. — Мне так плохо…

— Да, да, я понимаю. Чем могу помочь?

— Поухаживай за мной, Лена же говорила, что я люблю, когда мне оказывают знаки внимания, — Оксана лукаво улыбнулась. — Да ты и сам знаешь.

— Это точно, — хмыкнул я. — Говори, что нужно делать?

— Давай перекусим что-нибудь. Я целый день ничего не ела, волновалась очень.

— Пожалуйста.

Под руководством Оксаны я накрыл на стол. Притащил из стоящего на веранде холодильника кое-какую снедь, початую бутылку водки, бутылку шампанского. «Советское» распечатывать так и не стали. Сошлись во мнении, что после сегодняшнего тяжелого дня следует выпить чего покрепче. После трех рюмок водки мне стало очень хорошо. До того хорошо, что я почувствовал себя вполне комфортно в чужой, показавшейся мне поначалу неуютной квартире, по-хозяйски развалился на диване и обнял Оксану.

Сидели мы с девушкой за столом до тех пор, пока не стемнело. Я поведал ей о своей встрече с Витьком Вещагиным и о неудачной поездке к Паштету в поселок Рясное. Оксана, в свою очередь, избегая анатомических подробностей, рассказала мне о своих злоключениях в небезызвестном мне медицинском учреждении. За то время, что мы проговорили, я успел влить в себя еще несколько рюмок водки. Тащиться через весь город домой мне ужасно не хотелось, а потому, когда Оксана предложила мне остаться переночевать, я согласился.

— Может быть, спать ляжешь? — спросила девушка после того, как я несколько раз протяжно зевнул.

— Вообще-то не мешает, — признался я, отчего-то почувствовав смертельную усталость. — Это ты птичка свободная, можешь спать утром сколько вздумается, мне же завтра на работу.

— Ты в моей спальне ляжешь? — На милом, с большими наивными глазами лице девушки возникло хитрое выражение.

— Если позволишь, — с не менее хитрым видом произнес я. — Если нет, то я и на коврике готов возле порога твоего дома улечься.

— Тебе в этом доме позволено спать где угодно, — тоном ласковой хозяйки, разговаривающей со своим верным псом, произнесла девушка.

— Ловлю на слове, — хмыкнул я. — Но учти, с меня шерсть лезет.

Девушка залилась звонким смехом. Она чувствовала себя намного лучше.

— Ну, ты, как всегда, в своем репертуаре! Выпьешь еще?

— Давай, статуэтка!

— Статуэтка? — Оксана была приятно удивлена. — Почему?

Вот, черт возьми, проговорился с пьяных глаз! Мне почему-то хотелось, чтобы это прозвище оставалось только в моих мыслях. Бывает иной раз каприз, не хочется выставлять напоказ глубоко личное, сокровенное.

— Напоминаешь ты мне хрупкую, изящную статуэтку. Не нравится?

— Нет, отчего же, — поспешно произнесла девушка. — Даже очень. Так романтично! Меня так еще никто не называл.

Оксана была польщена, а я немножко расстроился, будто, выдав тайну, часть души продал.

— Нравится прозвище? Что ж, дарю! — Выпив рюмку водки и хрумкнув огурцом, я, чтобы замять тему, кивнул на стоящую на пианино фотографию пожилого мужчины. Снимок бросался в глаза и давно интересовал меня. — Отец, что ли?

Оксана слегка изменилась в лице, а потом в смятении опустила глаза. Чего это с ней? Она несколько секунд молчала, смущенно водя пальчиком по коленке, словно стирая невидимое пятно, затем, залившись краской, запинаясь, пробормотала.

— Это… это Джон…

— О, Джон! — воскликнул я с радостью папаши, которому наконец-то представили жениха засидевшейся в девках дочери. — Так это и есть тот самый знаменитый англичанин? Позволь я на него взгляну!

Изображая живейший интерес, я вскочил с дивана, подошел к пианино и взял фотографию, попутно нажав на кнопку стоящего тут же на пианино магнитофона.

— Золотые купола, сердце радуют… — запел задушевно Михаил Круг.

Люблю блатняк. Я сделал музыку потише и переключил свое внимание на фотографию. Она была в шикарной золоченой рамке под стеклом. Занятная вещица. Со снимка на меня смотрел бородатый, одетый в джинсы и свободный свитер мужчина лет пятидесяти, стоявший на фоне двухэтажного, крытого красной черепицей дома. Ухажер девушки, надо отдать ему должное, выглядел моложаво. Хотел бы я в его возрасте выглядеть так же.

— Так вот как импотенты выглядят, — произнес я.

Но Оксана не поддержала моей шутки.

— Не надо, прошу тебя, — произнесла она, умоляюще взглянув на меня. — Он не заслуживает насмешек, поверь мне.

— Ну да, — стушевался я. Шутка действительно была не лучшего пошиба. — Ты права. Ладно, давай-ка я прогуляюсь на улицу, а после и на боковую будем отправляться.

Оксана отодвинула от себя пустую тарелку.

— Идем, я покажу тебе, где у туалета свет включается, — она проворно поднялась с дивана и направилась к двери.

Живучие все же эти женщины! Такой стресс — можно сказать, операцию перенесла — и, пожалуйста, порхает словно бабочка…

Нагруженный едой и водкой, тяжело ступая, я направился следом за шедшей легкой походкой Оксаной. Она прошла в закуток под навесом у баньки и щелкнула выключателем. Где-то на задворках усадьбы вспыхнул свет.

— Ты иди, я тебя здесь подожду, — сказала девушка.

Оставив Оксану ждать в закутке, я прошел по бетонной дорожке в конец двора к добротно построенной кабинке. «В огороде лебеда…» — вспомнилось мне чье-то стихотворение, когда я, закрывая за собой дверь туалета, бросил взгляд на заросший буйной растительностью огород.