Книга Бриллиант в мешке - Юлия Винер

Этот только плечами пожимает и говорит без всякого интереса:

– Что за вздор. Какой тут может быть анализ?

– Не знаю, но он прямо всю кучу, которая из тех тючков, схватил и в пластиковый мешок запихал.

Он насторожился и говорит:

– А вы их разбирали? Рассматривали?

– То-то и оно, – говорю, – что нет. Не успел. У меня другие были, а теперь кончились, и мне те нужны. Скажите там, чтоб вернули поскорей.

– М-м, – говорит, – на анализ! Большой умник!

И в книжечку быстро записал.

Ерунда, конечно, но все-таки на Карасо этого некоторое подозрение. Вдруг хоть маленькая, да польза.

Панно мне скоро позвонили, забирай, и Ириска принесла, и даже не попорченное.

9

Считается, что музыка – это признак культурного человека. И все наши русские евреи считают себя очень культурными, прямо так и говорят: мы, мол, носители великой культуры. И очень может быть, что культура действительно великая, в конце концов, Россия такая огромная страна. А уж какие у нее носители, это не скажу, из культуры это никак не вытекает.

Ну, а здешние, мол, культуры и не нюхали, сплошной Восток, ни театра у них настоящего, про поэзию что и говорить. Насчет поэзии не знаю, но если по принципу музыки, то культура здесь огромная. А я тогда, значит, вообще некультурный, потому что музыку терпеть не могу.

Спасения от нее никакого нет. Такие все музыкальные стали, ни минутки без музычки прожить не могут. По радио только настроишься какую-нибудь интересную передачу послушать, только начнешь понимать, о чем речь, бах – «кцат мусика», немного музыки. Вставят какой-нибудь драный кусок, без конца, без начала, и радуйся. Тут пусть хоть что, хоть судьбы государства обсуждаются, хоть убитых-раненых перечисляют, настал момент – немного музыки, и хоть ты тресни. Вроде как для дефективных, которые больше двух минут ни на чем сосредоточиться не могут, обязательно нужно развлечение. А может, все и впрямь стали дефективные благодаря достижениям прогресса? Или такая жизнь стала веселая, все всё время пляшут и поют, как в лагерях?

Раз включил я радио, слышу, славную такую песенку передают. Нежный девичий голосок, вкрадчивый, немножко с хрипотцой, как тут говорят, «секси». Я нечаянно и сам разнежился, прислушался к словам – реклама средства от запора и газов. Господи, да от одного этого такой запор схватит, и газов-то никаких не выпустишь! Еще про геморрой и трещины в заднем проходе, тоже сладко поют. Поют-разливаются! А то номера телефонов начнут распевать. И что интересно, я мелодии ихние против воли все наизусть знаю, а номера телефонов – ни одного, слава Богу, не усвоил.

Но радио, телевизор, это ладно. Доводят они меня своей музыкой до белого каления, но хоть выключить можно. Ресторан меня мучил – затих. Но разве дадут человеку соскучиться, на минуту без музыки оставят? Чтобы у человека ничего в ушах не трендело? Что вы, как можно!

Я сегодня все занят был и внимания не обращал, хотя с самого утра что-то голову сверлило, а когда остался один и поел, потянуло меня немного отдохнуть. Прилег слегка, вот тут-то и услышал как следует. Где-то совсем близко флейта свиристит, тоненько, но въедливо, и сразу волной целый оркестр. И свиристит, и свиристит, придавил голову подушкой, все равно проходит насквозь и все мозги проедает. Об заснуть говорить нечего, но даже обдумать ничего не дает.

Встал, выглянул в окно – никого не вижу. Но понял, откуда идет, – у нас прямо за углом дома три остановки разных автобусов, там народу всегда много ходит, вот там, видно, и пристроился этот музыкант, причем наверняка из наших. Музыкантов из российской империи сюда привалило – видимо-невидимо, даже больше, чем врачей и художников, как же, самая нужная профессия.

Меня, между прочим, в этой связи давно интересовал вот какой вопрос.

В Израиле, говорят, шесть с чем-то миллионов человек. Ну, миллиона, кажется, полтора арабов – этих отбросим. Младенцев и детей дошкольного и школьного возраста тоже наверняка с миллион наберется. Стариков, больных, инвалидов, идиотов уж наверняка не меньше миллиона, из одной России, говорят, тысяч двести доставили. Затем армия, авиация, флот, полиция, пограничная охрана, разведорганы и секретные службы. Вместе с обслугой тоже небось не меньше миллиона. Потом весь бюрократический состав, министерства, кнессеты всякие, управления, комиссии, комитеты и проч. Уж наверное с полмиллиона будет. Прибавить врачей и всех медицинских работников, учителей, адвокатов, банковских служащих, радио-телевидение, кино, театр, писателей-поэтов, вообще искусство, музыкантов, конечно, не забыть. Плюс все работники торговли, магазины, торговые центры, лавочки, базары, кафе и рестораны. Еще охрана, которая стоит у каждого входа и копается в сумках против террористов. Сколько этих всех, я уж и не знаю, но по-моему мы общее число населения давно превысили. Да, религиозных чуть не забыл, которые по ешивам над Торой сидят. И я еще безработных не считал, их тоже с четверть миллиона наберется. И все эти люди что-нибудь да получают, но производить ничего вещественного не производят.

А кто же производит? Ну, положим, кибуцы, но их, говорят, всего два, не то три процента населения. А вот на хайтек, про который столько шуму, или, скажем, на производство искусственных цветов просто уже людей не остается. А ведь этих цветов по стране огромная масса, куда ни глянь, в любом учреждении, например, куда я в поликлинику хожу, они прямо длинными рядами везде стоят и висят. И их машинами не склеишь, тут порядочно людей руками должны возиться, а где эти люди? Есть, правда, иностранные рабочие, но они больше на стройке или со стариками сидят.

Вывод делаю такой, что правительство скрывает настоящее количество населения, вероятно, из стратегических соображений, и на самом деле евреев тут как минимум вдвое больше.

И значительная часть из них музыканты.

10

Лежать под музыку больше не стал, а вскипятил воды и побросал туда весь свой вишневый лед. Необходимости больше нет, поскольку полиция уже побывала, и даже дважды, а в коврик заплести по-прежнему считаю надежнее всего. И даже лучше придумал, чем коврик, гораздо меньше работы.

Сходил в спальню и вынул из комода наш с Татьяной свадебный фотопортрет. Он у нас все время висел на стенке, но после ее ухода я сразу снял, чтоб глаза не мозолил. Так-то я его давно уж не замечал совсем, висит и висит, как предмет обстановки, но тогда от сильных нервов вдруг заметил и бросил в комод. А сейчас посмотрел и сам себе удивился – и где у меня глаза были? чего это я тогда так на Светке Шикиной зациклился, когда у меня была такая красотка? Рядом столько лет прожил, и портрет каждый день видел, и не отдавал отчет, что жена у меня просто красавица! Не сейчас, конечно, а тогда, хотя кто знает, может, и сейчас ничего, давно ведь не приглядывался. Жить с ней жил, и очень даже нормально жил, был доволен, но по-настоящему не порадовался и не погордился, какая у меня жена. Не говоря уж, чтоб ей хоть разок сказать, что является крупным недосмотром с моей стороны. Ну, да это не убежит, пусть только вернется.