Книга Волк - Генри Лайон Олди

Не надо было злить контра. Контакт с брюнетом едва-едва стал налаживаться. Дерни за ниточку – порвешь. Но полковник не мог отказать себе в скромном удовольствии. Он вспомнил, как кувырком летел через эту вертлявую сволочь, приземляясь на капот машины. Если бы не Лентулл с его пальчиками… Тумидус посмотрел на брюнета, красного как рак. Контр проглотил и высокомерное «нас, коллантариев», и наглое «свои источники» с видом человека, чье превосходство внезапно обернулось ущербностью – и встало колом от гланд до задницы.

Приятно, оценил Тумидус. Как-нибудь повторим.

– Вы не должны знать про «Дикаря», – уныло сообщил брюнет.

Он сделал шаг в сторону, поднял левую ногу и выпрямил ее в колене. Подъем стопы натянулся, словно у балерины. Пальцы, отогнутые на себя, торчали под неприятным углом: живое противоречие анатомии. В целом, нога напоминала инструмент хирурга.

– От слова «ничего». От слова «совсем». Кто еще, кроме вас, в курсе?

– Не ваше дело.

– Проклятье! Извините, если я нагрубил вам. Нервы…

Брюнет по-прежнему стоял на одной ноге: дорожный указатель с виноватым лицом. Даже смотреть на него, и то было утомительно. Тумидус вернулся к мешку: прямой встречный с левой, повторить, нырок, правый хук. Эту встречу брюнет назначил в частном спортивном зале, тесном и безлюдном. Половину зала занимал ринг, вторую половину застелили борцовскими матами. Мешок висел в углу; раскачиваясь под натиском полковника, он глухо стучал о стену.

«Прослушка, – Тумидус выровнял дыхание. Майка взмокла, липла к телу. Хотелось в душ. – Наверняка мы шифруемся. И зал прикормлен заранее, и народ отсутствует неспроста. Иначе он не был бы так откровенен. Возьмись кто-нибудь писать наш разговор, в записи сохранятся одни шумы. Тресь-ляп-шмяк. Где он прячет блокиратор?» Полковник глянул на брюнета, голого по пояс, в шелковых трусах-боксерках, и решил, что о блокираторе лучше не думать. В прошлый раз – первый после драки-знакомства – Тумидус с брюнетом встречались в бассейне.

Левый встречный. Крюк с вложением.

Закрыться.

– Мне велено оказывать вам всяческое содействие, – брюнет встал на обе ноги. Заплясал, то и дело приподнимаясь на цыпочки. Руки его чертили в воздухе однообразные закорючки. – Подчеркиваю: всяческое. Я уже говорил вам, что наверху полагают…

– Говорили, – перебил его Тумидус. – Если не ошибаюсь, мы плыли стометровку. Туда-обратно, десять раз подряд, лягушачьим брассом, и вы говорили без перерыва. Я еще удивился, как вы не захлебнулись. Потом мы встали у бортика, а вы все говорили. Родина не забудет моего рвения. Родина полагает, что ошиблась в отношении коллантариев. Родина подумывает, как бы ловчее исправить и загладить. Я стану сенатором и первым консулом. Мои погоны «зашьют» листьями дуба…

– Этого я не говорил! – возмутился брюнет.

Тумидус отмахнулся:

– Какая разница? Главное, что вы поступаете в мое распоряжение.

– Содействие, – руки брюнета запорхали в опасной близости от головы полковника. – Я оказываю вам содействие. Остальное – ваши бредни, помноженные на дурной характер. Итак, чем могу быть полезен?

– У вас есть доступ к составу экипажа «Дикаря»?

– Получу.

– Вы можете проверить рабов, принадлежащих членам экипажа?

– Проверить? На предмет чего?

– На предмет всего. Всего, что выходит за рамки обычного. Странности поведения. Разговоры, на которые не обратили внимания. Попытки связаться с сервус-контролером. Сыпь по телу. Бессонница. Жидкий стул, в конце концов!

– Рабы, – лицо брюнета исказила быстрая гримаса. Если раньше он двигался с плавной грацией, то сейчас Тумидус едва успел отступить в сторону: три удара, два прямых и один боковой, врезались в мешок на манер барабанной дроби. – Я должен проверять стул у рабов. У целой орды рабов. Вы представлете себе, сколько человек служит на боевой галере?

Тумидус кивнул, не вдаваясь в подробности.

– Если это шутка…

– Содействие, – напомнил Тумидус. – Всяческое.

– Хорошо, я свяжусь с энергетиками. Сколько у меня времени?

– Минимум. Я тороплюсь в сенаторы.

Брюнет кувыркнулся, приближаясь к рингу. Еще кувырок, и он рыбкой нырнул под канаты. Заплясал, боксируя с тенью, ушел в угол, закрылся наглухо. И вдруг сел, вытянул длинные ноги, закрыл глаза.

– Это нужно для выяснения ситуации с недопомпилианцами? – спросил он. – Скажите мне «да», умоляю. Успокойте мою гордость.

– Нет, – ответил Тумидус.

– Тогда зачем это нужно, прах вас побери?!

– Для того, чтобы я вошел в Совет антисов. Сенатора мне мало.

– Сукин ты сын, – без выражения сказал брюнет. – Десантура хренова. Ты начинаешь мне нравиться, легат. Береги здоровье, пей кефир. Те, кто мне нравятся, долго не живут.

Полковник обнял мешок, жестко работая коленями. Ударил лбом в переносицу врага, созданного его воображением, сместился вправо и добавил ребром ладони. С завтрашнего дня возобновляю утреннюю гимнастику, напомнил он себе. Пробежки – ну их к драной матери, а гимнастику – обязательно. Час минимум. Плюс индивидуальные уроки у Лентулла. Старая ты перечница, гвардеец…

– Я не легат, – напомнил он, охаживая мешок. – Я будущий первый консул.

* * *

– У вас отсроченный вызов, – казенным тоном напомнила информателла. – Абонент на связи. Установить соединение?

– Ждать, – приказал Юлий Тумидус.

Он размышлял и не хотел отвлекаться.

Между планетами – огромное расстояние, которое все-таки можно измерить. От Китты, расположенной в системе Альфы Паука, до Октуберана, вращающегося вокруг Тулла, пятой вершины в созвездии Семи Холмов… Впрочем, не важно. Куда важней то, что к расстоянию между людьми, будь они хоть родными братьями, нельзя приложить линейку. Сидишь, допустим, за одним столом и смотришь друг на друга так, что и через гипер не дотянуться.

Юлий понятия не имел, почему он сейчас вспомнил Гая. Бравый офицер много лет подряд служил предметом зависти для педантичного энергетика. Зависти тайной, похожей на стыдную зависимость. После отречения от брата, вслух декларируя презрение к изгнаннику, Юлий втайне признавался себе, что зависть никуда не делась. Такие корни не выкорчевать. Жутковатый мутант, зависть переродилась в мечту. Иногда Юлию хотелось резким поворотом сломать собственную жизнь. Совершить что-то непоправимое, о чем будешь жалеть до конца своих дней – и все-таки помнить, гордиться, как ветеран-инвалид гордится войной, искалечившей его тело.

Он мотнул головой, гоня прочь глупые мысли.

– Соединить. Я на связи.

– Доброе утро, Юл.

– Нума? Какие-то проблемы?

– Еще не знаю, – сказал Нума.