Книга Экзекутор - Крис Картер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он осторожно приоткрыл дверь в ее комнату. Ему хотелось заплакать, но отец сказал, что он не должен этого делать. Она лежала, свернувшись комочком в постели. Колени были подтянуты к груди, а руки плотно обхватывали ноги. Она плакала.
— Пожалуйста, — прошептала она, — помоги мне. Я так страдаю.
Он дрожал, пытаясь удержать слезы в горле.
— Что я могу сделать, мам? — Голос у него был такой же слабый, как и у нее.
Она свернулась еще плотнее.
— Хочешь, чтобы я позвал папу?
Она помотала головой. По лицу ее текли слезы.
— Папа может позвать врача. Он придет и поможет тебе.
— Папа не может помочь, дорогой мой. И врач тоже не сможет.
Его мать сейчас казалась совершенно другим человеком. Она так исхудала, что ему казалось, что кости сейчас проколют складки обвисшей кожи. Под глазами были темные, почти черные мешки. Ее когда-то прекрасные светлые волосы были острижены и прилипали к ее потному лицу. Губы высохли и растрескались.
— Я могу согреть для тебя молока, мам. Ты же любишь горячее молоко.
Она еле заметно покачала головой. Ее дыхание вырывалось короткими всхлипами.
— Хочешь, я дам тебе бисквитов? Ты почти не ела сегодня.
Она дернулась, когда новый приступ боли скрутил ее тело.
— Пожалуйста, малыш. Помоги мне.
Он больше не мог сдерживать слезы, и они потекли по щекам.
— Ты можешь помочь мне справиться с болью, — сказала она дрожащим голосом. — Ты можешь дать мне мои пилюли. Ты же знаешь, где они лежат, правда?
Тыльной стороной правой руки он вытер мокрый нос. Она видела, как он испуган и дрожит.
— Они очень высоко наверху, — сказал он, пряча глаза.
— Неужели ты не сможешь достать их для меня, малыш? Пожалуйста. Боль так долго мучает меня. Ты не знаешь, как это больно.
Его глаза были залиты слезами, и все расплывалось. Сердце было пусто, и ему казалось, что все силы покинули его. Не произнеся ни слова, он медленно повернулся и открыл дверь.
Мать попыталась позвать его, но голос был так слаб, что с губ ее слетел только шепот.
Он вернулся через несколько минут, неся поднос, на котором стоял стакан воды, флакон с лекарством и лежали два кремовых бисквита. Она смотрела, не веря своим глазам. Очень медленно и перебарывая невыносимую боль, она привстала и приняла сидячее положение. Он подошел ближе, поставил поднос на прикроватный столик и протянул ей стакан с водой.
Она подарила ему самую искреннюю улыбку, которую он когда-либо видел.
— У меня не хватит сил открыть бутылочку, дорогой. Ты можешь это сделать для меня?
Он взял флакончик, надавил на пробку и повернул ее против часовой стрелки. Высыпав на ладонь две пилюли, он протянул их ей. Она взяла их, положила в рот и запила водой. Она даже еще не проглотила их, а ее взгляд молил — еще!
— Я читал рецепт, мама. В нем сказано, что ты не должна принимать в день больше восьми. Две ты взяла сейчас. Уже получается десять.
— Ты так умен, мой дорогой. — Она снова улыбнулась. — И так сообразителен. Я очень люблю тебя, и мне так жаль, что я не увижу, как ты растешь.
Его глаза снова наполнились слезами, когда она обхватила высохшими пальцами флакончик с лекарством. Он крепко держал его.
— Все в порядке, — прошептала она. — Теперь все в порядке.
Помедлив, он выпустил флакончик.
— Папа будет сердит на меня.
— Нет, не будет, малыш. Обещаю тебе. — Она положила в рот еще две пилюли.
— Я принес тебе бисквиты, — показал он на поднос. — Твои любимые, мам. Пожалуйста, съешь хоть один.
— Я съем, дорогой мой, но позже. — Она взяла еще несколько пилюль. — Когда папа придет домой, — прошептала она, — скажи ему, что я люблю его. Сможешь это сделать для меня?
Он кивнул. Его глаза не отрывались от почти опустевшего флакончика.
— Почему бы тебе не пойти почитать одну из своих книжек, дорогой? Я люблю, когда ты читаешь.
— Я могу почитать здесь. Сяду в углу, если хочешь. И буду сидеть тихонько. Обещаю.
Она протянула руку и коснулась его волос.
— Теперь со мной все будет отлично. Боль начала уходить. — У нее были тяжелые веки.
— Я могу посторожить комнату. Я сяду около дверей.
Она улыбнулась, перебарывая боль.
— Почему ты хочешь сторожить двери, милый?
— Ты как-то рассказала мне, что Бог приходит и забирает больных людей на Небо. Я не хочу, чтобы Он забирал тебя, мам. Я посижу у дверей, и, если Он придет, я скажу Ему, чтобы Он уходил. Я скажу Ему, что тебе стало лучше и чтобы Он не забирал тебя.
— Ты скажешь Богу, чтобы Он уходил.
Он решительно кивнул.
Она снова улыбнулась:
— Мне будет так не хватать тебя, Роберт.
Пока они ехали по прибрежной тихоокеанской трассе, обстановка изменилась — от шума и суматохи даунтауна Лос-Анджелеса до спокойных просторов Малибу, от которых захватывало дыхание. Хантер продолжал смотреть из окна.
Малибу знаменит своими теплыми песчаными пляжами; он стал домом для бесчисленных кинозвезд и знаменитостей. Эти места предназначены для богатых и мегабогатых.
— Нам нужно проверить адрес, — сказал Гарсия, сбрасывая скорость. — Я думаю, вот он.
Примерно в ста ярдах впереди слева несколько полицейских машин было припарковано у ворот просторной усадьбы. На месте происшествия уже были несколько фургонов разных телеканалов. В холодное и сырое ночное небо вздымались спутниковые антенны.
Гарсия медленными зигзагами пробрался меж машин и остановился перед внушительными воротами с электронными запорами. Полицейский в стандартном виниловом дождевике Департамента полиции Лос-Анджелеса подошел к дверце водителя.
— Детективы Гарсия и Хантер, — сказал Гарсия, опуская окно. — Из отдела расследования убийств.
Полицейский кивнул и прибором дистанционного управления открыл ворота.
— Криминалисты и два других детектива недавно прибыли, — сказал он.
— Два других детектива? — уточнил Хантер, перегибаясь через Гарсию.
— Совершенно верно, — подтвердил полицейский, отступая от машины и показывая жестом — проезжайте.
Когда Гарсия двинулся вперед, Хантер мельком увидел Клер Андерсон, стоящую под большим белым зонтиком с другими репортерами.
Гладкая цементная подъездная дорожка тянулась как минимум на сотню ярдов; по краям ее росли пальмы. Слева, сразу же за воротами, располагался теннисный корт. Большой зеленый газон между кортом и внушительным двухэтажным зданием был аккуратно подстрижен, как и живая изгородь вокруг корта.