Книга Таня Гроттер и локон Афродиты - Дмитрий Емец

– А ты мне рот не затыкай, Склепова! Тыспросила, и теперь слушай ответ! И имейте все в виду, если эта мерзкаяГроттерша только посмеет мне помешать, я сварю ее в масле, выпотрошу, а потом…М-м-м! Тьфу!

Кто-то – возможно, все та же Шито-Крыто –метко телепортировал в рот Зализиной скомканную салфетку. Таня мысленнопоблагодарила того, кто это сделал. Зализину утихомирить можно было толькоручкой лопаты по затылку или кляпом. Остальные методы воздействия былинерезультативны.

– А ты, Гробыня, сколько хочешь? –спросила Таня, пока очередь не дошла до нее. На этот вопрос ей отвечать нехотелось.

– А я штук восемь, – немедленнооткликнулась Склепова.

– Издеваешься?

– Не-а. На этот раз нет, – оченьсерьезно ответила Склепова.

– Зачем?

– Не знаю зачем… Но хочется. Я, ну всмысле я такая, как я есть, и вдруг у меня восемь детей.

– И какая же у них будет фамилия? Гломов?Пуппер? Бейсобачкин? – ехидно спросила Шито-Крыто.

Гробыня, забывшая, как видно, поставить блокот подзеркаливания, посмотрела на нее с раздражением.

– Комбинации, дорогуша, могут бытьразнообразными. А вот про Топимикробкина не надо! Топимикробкин – этосвятое, – ответила она.

Рита улыбнулась самой ехидной из своихтридцати улыбок. От Гробыни это, естественно, не укрылось.

– И вообще, еще раз проНаступай-на-Слонищева кто заикнется, того я сглажу в особо циничнойформе! – предупредила Склепова.

– Ты же его все время ругала? Или тыхочешь сказать, что он тебе нравится? – Пупсикова изумленно распахнуларот.

– Я ничего не хочу сказать. Все, что яхочу сказать, я говорю сразу и без ломаний. Или даже вначале скажу, а потомдумаю: хотела ли я это

сказать или не хотела… И вообще лучше кАббатиковой приглядитесь! Она нет-нет да так на него зыркнет, что у меняамулеты от сглазов нагреваться начинают, – отрезала Склепова.

Тема была закрыта.

* * *

Когда в установленный час они спустились в ЗалДвух Стихий, там было полно народу. И без того огромный зал, еще большерасширенный свежим заклинанием пятого измерения, казался бесконечным. В отдалении,со стороны противоположной Лестнице Атлантов стены, шумел водопад. Порой ветердоносил его брызги. Кроме того, где-то рядом ощущался осенний лес. Под ногами уТани шуршали желтые кленовые листья. И это было тем заманчивее, что за окномстояло лето.

На четырех хрустальных колоннах в центральнойчасти зала был установлен помост для преподавателей. На нем, точно принимаявоенный парад, стояли Сарданапал, Медузия Горгонова, Зуби, Соловей О.Разбойник, Поклеп Поклепыч, Готфрид Бульонский и Тарарах. Медузия была встрогом темном платье, Зуби – в пышном красном, и даже Тарарах не в зверинойшкуре, как обычно, а в новых футбольных трусах, за резинку которых он заткнулздоровенную палицу с железными шипами. Эту палицу Тарарах носил с собой тольков самых торжественных случаях. Готфрид Бульонский поглядывал на оружие Тарарахас завистью и даже дергал Зуби за рукав, чтобы она тоже посмотрела. Однако Зубипалицами не интересовалась и с досадой отмахивалась от мужа. И лишь ПоклепПоклепыч был в обычном куцем пиджачке, настолько пропахшем русалкой, чтоМедузия то и дело брезгливо подносила к ноздрям платок.

Джинн Абдулла и Безглазый Ужас парили надпомостом, не нуждаясь в опоре и не завися от бренной плоти. Немного погодяАбдулла раздобыл где-то персидский ковер-самолет и носился над головамиучеников так низко, что, казалось, мог зацепить их пышными кистями.

Усы академика Сарданапала, освобожденные отвласти золотых зажимов, в восторге метались из стороны в сторону, какавтомобильные дворники в дождь. Причем правый, наиболее шкодливый ус то и делозадевал заговоренное пенсне. По тому, как улыбался Сарданапал и как поглаживалбороду, видно было, что все изменения в зале – его заслуга. Примерно оценивобъем магической работы, Таня поняла, что ей для того, чтобы сделать с ЗаломДвух Стихий то, что сотворил с ним за считаные часы Сарданапал, пришлось быучиться не пять лет, а по меньшей мере пятьдесят. Совершенство в любом делебезгранично. Верхней планки не существует и не может существовать.

Таня пробиралась в толпе учеников, отыскиваяВаньку и Ягуна. Кроме выпускников здесь были еще вторые, третьи и четвертыекурсы. Таня поглядывала на них с легкой снисходительностью. Ей казалось, чтомалышня невообразимо важничает. С другой стороны, насколько она себя помнила,сами они пару лет назад вовсе не считали себя малышней. Просто чем вышезаберешься на дерево жизни, тем меньше кажется то, что находится внизу. Иодновременно тем больше боишься упасть…

Многих из однокурсников Таня едва узнавала.Например, Гуня Гломов в черном строгом костюме, ослепительной рубашке и сгалстуком-бабочкой походил на охранника крупного мафиози. Красивый смуглый ЖораЖикин, у которого пробивались тонкие пошловато-задорные усики, – нанаемного танцора. Семь-Пень-Дыр, все пальцы которого были унизаны перстнями, –на солидного банкира азиатского происхождения, и даже мешковатый Кузя Тузиковказался гораздо солиднее, чем был на самом деле. Он даже веника с собой невзял, что было уже значительным шагом эволюции на пути очеловечивания.

 

Несмотря на величину зала, основной народсгрудился в центре, держась ближе к фуршетным столам. Таня лавировала в толпе.На кого-то налетала она, кто-то на нее. Кто-то здоровался, кто-то проскакивалмимо, как кусок мокрого мыла.

Шурасик стоял рядом с Леной Свеколт и втолковывалей:

– Если рассматривать женщину как шуткуприроды, то, согласен, получилось смешно. Ха-ха-ха! Ненавижу вас, девчонок,всеми швабрами души!

Свеколт, не слушая, терпеливо и благосклоннокивала. Она была неглупа, и ум подсказывал ей, что смысл речей мужчины не втом, что он говорит, а в том, что хочет сказать. Или даже так: в том, что онмог бы сказать теоретически.

– Ваньку с Ягуном не видел? –спросила у Шурасика Таня.

– Там где-то, – сказал Шурасик,кивая в толпу.

Он хотел отвернуться, но пригляделся к Тане ипоймал ее за руку.

– Погоди-ка минутку! – приказал он.

Шурасик нашарил в кармане хрустальный шар,внутри которого горел синий огонь, и быстро коснулся им Таниного лба. Синийогонь стал черным, разросся. Прозрачный шарик сделался мутным. Лена Свеколтпосмотрела на Таню с сочувствием и что-то негромко шепнула Шурасику. Тот кивнули, убрав шар, стал делать руками сложные пассы. Его кольцо то и деловспыхивало. Таня ощущала легкие уколы.

– Что ты делаешь? – спросила она.