Книга Провокация - Михаил Зайцев

А на полиэкране монитора берсерк Зубов во всех ракурсах пер в атаку. Саня Ларин отступил к стене, переключил «варежку» на режим «предельно допустимый» и метал-метал-метал молнии одну за другой, одну за другой, и еще другую, и еще одну, со скоростью пулемета. Берсерк искрил, как бенгальский огонь в праздник. Зубов прикрыл локтем глаза. Кажется, левый глаз Санька ему прижег, но рычит и хрипит берсерк по-прежнему вовсе не от боли. У берсерков совершенно особые взаимоотношения с болью, а что такое болевой шок, им вообще неведомо. А еще берсеркам, как утверждает фольклор, неведомо и такое понятие, как смерть.

Фольклор, разумеется, врет. Берсерки смертны. Во времена борьбы с партизанами их гибло немерено. В те судьбоносные времена прививку, которая превращает человека в берсерка, делали лицам обоего пола с коэффициентом выше 84%, желающим зарабатывать сразу и много.

Вампиры из сказок не в силах войти в дом, пока жертва сама не позовет в гости. Берсерки звереют только в ответ на опасность. Сдобренная болевыми импульсами опасность их только раззадоривает, их нельзя трогать! Они шизики-мазохисты! Во времена борьбы с партизанами берсерки еще и улицы больших городов патрулировали. Они носили специальные опознавательные знаки, и никто, кроме самоубийц, не смел им перечить.

После того, как с партизанами было покончено, поступила команда прекратить штамповку берсерков. Но страшный дар к зверству – наверное, правильнее писать «дар» в кавычках – иногда передавался по наследству. Иногда, слава Богу. Лишь иногда.

«Дар» проявляется в отрочестве. И отроки, и отроковицы, наделенные «даром», но с низким коэффициентом лояльности исчезали бесследно. Их отбраковывали. Прочих брали служить в полицию. Слава Богу, от поколения к поколению берсерков будет рождаться все меньше и меньше. И уже сегодня, хвала Сестре, они редкость, реликты.

Сегодняшние берсерки добились права на инкогнито. Сегодня они – живая тест-система на уставные отношения в коллективах. Как сказочные вампиры умеют напрашиваться в гости, так и берсерки учатся пассивно провоцировать конфликты, чреватые направленной на них агрессией. Чреватые болью. Возможно, Зубов и отказался бы спарринговать в защитных костюмах, как алкоголик отказывается от безалкогольного пива. Берсерк алчет реальной драки, ему нужны настоящие опасности и боль-стимулятор.

А что сейчас? Сейчас он бы удовлетворился убийством одного Саньки, но разве Вовку остановить? И, самое обидное, берсерка потом никто не накажет, нет! Разве есть смысл наказывать ядовитую змею, которая всего лишь жалит в ответ на реальные угрозы и боль? Змея бывает неадекватной, да, но такова уж ее природа.

Баранкин влетел в КПЗ, когда Зубов уже нанес Ларину первый удар. Ногой в прыжке ударил Саню. Попал по печени, как боксеры говорят – в «нерв». Еще говорят боксеры, что боль от удара в печень «мимо нерва» терпеть можно, а попадание «в нерв» – это спазм, это нокаут.

Врет фольклор, мол, берсерки сражаются и мертвыми, но правда, что они каким-то чудом, в бессознательном состоянии всегда попадают по наиболее уязвимым точкам человеческого тела.

Ларина согнуло, он кульком трахнулся на бок, Зубов занес кулак... Куда бьет-то?.. В висок!..

– Не надо, Вовка... – прошептали сухие губы Федор Палыча. И тут жалость к павшему, но еще живому Саньке, стиснула сердце и выдавила: – Быстрее, Вовка! Спаси его, убей гада, змеюку подколодную...

Вовка Баранкин натянул «боевую перчатку», пролетая по коридорам маршрутом «кабинет – КПЗ». Влетев в КПЗ, Вовка метнул молнию, почти не целясь. Баранкин вообще скверно работал по целям, что Федор Палычу, само собой, было известно. А потому, когда шарик-молния мазнул Зубова по уху, Федор Палыч обманулся, дескать, это его, отца-командира, сердечная боль каким-то парапсихологическим манером подкорректировала траекторию полета шаровой молнии, помогла Вовке, спасла Саньку от удара в висок.

Так и не опустив занесенный кулак, Зубов повернулся к Баранкину. Ну точно – глаз ему Ларин таки поджарил. Заплыл левый глаз берсерка, ресницы и брови сгорели, веко распухло.

Баранкин продолжал бег, продолжая сжимать и разжимать пальцы в перчатке. Однако все прочие молнии улетели мимо. Все, кроме первой и последней. На финише, в метре от цели, никто бы не промахнулся.

Последняя молния взорвалась искрами, попав в локоть бьющей руки Зубова. Берсерк встретил бегуна Вовку сокрушительным ударом, бил наотмашь, рубчиками перчатки, вскользь по челюсти.

Челюсть выдержала, не сломалась, но вихрастую голову так мотнуло, что не сдюжили шейные позвонки, хрустнули, и Вовка свалился мертвым, растянулся у ног человеко-зверя.

Федор Палыч закрыл глаза. Сердце его на миг замерло, чтобы, спустя мгновение, заколотиться в бешеном темпе, вколачивая обратно в оплывшие телеса волевой стержень. Федор Палыча передернуло, будто он не в кресле сидел, а на электрическом стуле. Оплывшие жиром мускулы напряглись, надпочечники качнули в жилы норадреналин, глаза широко распахнулись, и... Увидели страшное!

Ударом в висок берсерк добил Ларина, а в КПЗ вбежал Максимка Белов! Ну, разумеется! А то как же? Догадался Максим войти в меню «обзор» и, методом перебора опций вывести на монитор дежурного те же картинки, что наблюдал Федор Палыч. Не удовлетворил Белов праздное любопытство в момент селекторного контакта и проявил смекалку. И, разумеется, сорвался, покинул пост, побежал друзей спасать.

Дежурный по отделению, согласно уставу, надевает ремень с кобурой. В кобуре – огнестрельный пистолет, большой и тяжелый, как и положено. Стрелять пулями по мишеням полицейские обязаны раз в полгода. Обязанности они выполняют, однако, формально, упражняются в стрельбе без всякого рвения и особого успеха. Огнестрельное оружие – пережиток. Пистолет – такая же архаика, как сабли почетного караула. Разве почетные караульщики всерьез рассчитывают на сабли?

Максим выстрелил. Пуля высекла из стены бетонную крошку. Серая крошка посыпалась на разбитый висок Саньки Ларина, припорошила остекленевшие глаза трупа. Берсерк волчком повернулся на сто восемьдесят градусов, с рубчиков его перчатки сорвались мелкие бусинки крови убитого Саньки.

Максим как выстрелил, так и застыл в ступоре. Нижняя челюсть Белова вздрагивала, глаза увлажнились, дернулись плечи, затрепетала рука с пистолетом, закостенел палец на спусковом крючке.

Берсерк, крутанувшись волчком, весь подобрался, готовый к хищному прыжку, но не прыгнул. Как будто споткнулся о невидимую преграду. Его остановила слеза, скатившаяся по щеке Белова. Звериная морда нехотя перефазовалась в суровое человечье лицо.

– Брось пистолет, – ледяным голосом приказал берсерк. – Опасность я ощущаю, как тупую боль. Перестань мучить меня опасностью, плакса, и я тебя не трону.

– Ты... – слезы из глаз Максима полились ручьями. – Ты... ты мразь!.. Ты... ребят... ты... Саня... он... он...

– Он присвоил себе право унижать других, а это больно. Умеешь делать что-то лучше других – помогай, а не унижай. Своим – помогай, чужих – казни. Сестра Спасительница говорила – убивай, но не унижай. Он нарушил Ее заветы, он чужой для меня.