Книга Черные тузы - Андрей Троицкий

Сачков обнажил в улыбке желтые лошадиные зубы.

– Все это пустая трата времени. Что вы там найдете под снегом? Отмените все ваши мероприятия – это совет старшего товарища. Пока мы проводим экспертизу костной опухоли, точнее мозоли. Но не сидите сложа руки, не теряйте времени. Свяжитесь со всеми московскими травматологическими пунктами и выясните вот что. Не обращался ли туда в течение последних десяти лет человек с подобным переломом. Если погибший – москвич, а это, скорее всего так, то вы сможете установить его личность.

– Слишком просто все получается, – Зыков достал блокнот, сделал в нем пометки. – Представляете, сколько человек ежегодно получает в Москве подобные травмы?

– Очень даже хорошо представляю, – сказал Сачков. – Ежегодно в Москве правую голень ломают полторы тысячи человек. Не так уж много, правда? А сколько вколоченных переломов правой голени? Десяток, не больше. Так что, круг ваших поисков довольно узкий.

– Я не знаком с этой статистикой, – смущенно потупился Зыков. – Действительно, вы правы, вы совершенно правы.

– Поручите эту работу оперативным сотрудникам из управления внутренних дел, – продолжал Сачков. – Сами рутиной не занимайтесь. В городе сто сорок три травмпункта. Даже если наш клиент обращался с переломом в больницу, то уж долечивался точно в травмпункте. Чтобы сократить объем бесполезной работы, в больницы не звоните. Но это ещё не все, что я хотел вам сказать. Возможно, вы знаете, что в рентгеновских пленках или снимках, называйте, как хотите, содержится серебро. Поэтому их не хранят в больницах и травмпунктах, а сжигают, утилизируют, чтобы это серебро получить. Для этой цели, чтобы из пленок серебро извлекать, в Москве целая государственная организация существует. Но когда случай особенно интересный, вроде нашего, какой-нибудь сложный вколоченный перелом… Короче, такие снимки хранят годами. Их показывают на всяких медицинских симпозиумах, конференциях, их публикуют в журналах и книгах, на их основе диссертации пишут. Понимаете?

Зыков, не поднимая головы, что-то писал в блокноте.

– Вы хотите сказать, что рентгеновскую пленку с переломом убитого до сих пор не утилизировали, правильно?

– Совершенно верно, – лысая голова Сачкова сияла, словно натертая воском. – Пленку не утилизировали. А пленка эта – очень важное доказательство для следствия. Вот и попробуйте её достать. Вполне реальное дело, вполне. Но даже если пленку и сожгли, что маловероятно, в травматологических пунктах хранятся журналы с записями за последние годы. В них коротко описан характер травм, с которыми обращаются больные. Например: сложный перелом обеих костей голени. И, кроме того, в журналах указано число, когда больной обратился. Плюс анкетные данные. Фамилия, имя, отчество, адрес больного. Когда вы закончите эту работу, более или менее целостная картина будет у вас перед глазами. По крайней мере, установите личность убитого – а это уже половина дела.

– Вы мне очень помогли, Павел Петрович, – Зыков поставил закорючку в блокноте.

– Я работаю в этом подвале, в должности судебного эксперта так давно, что говорить неприлично. А вас я всего третий раз вижу, вы ведь совсем новый человек в областной прокуратуре? Сколько вам лет?

– Тридцать пять.

– Моему сыну сейчас было бы тридцать шесть, – сказал Сачков. – Он был старше вас на год. Три года назад его сбил пьяный водитель.

Зыков опустил глаза, не зная, что ответить Сачкову.

– Вы совсем недавно пришли в следственное управление областной прокуратуры?

– Меньше двух месяцев на этой должности. Но я не новичок, восемь лет работал в районе. Конечно, масштаб там не тот, но школа хорошая.

– Возможно, возможно, – закивал Сачков. – Просто коллеги на новом месте присматриваются к вам, ждут от вас подвигов. Немного везения – и убийца будет за решеткой уже недели через три, через месяц. Само собой, я никому не скажу, что давал вам советы по ведения следствия. Я пожилой человек, патологически не тщеславный, мне не нужны чужие лавры.

– Спасибо, – Зыков снова смутился. – С меня бутылка.

– Эту бутылку лучше сами выпейте, когда найдете убийцу, – ответил Сачков. – А вообще этот убийца, судя по всему, опытный человек. Он все предусмотрел. Расчленил труп, видимо, разбросал фрагменты в разных концах области. Все правильно сделал. Но он не мог знать, что у покойного такой сложный и редкий перелом. Убийца не мог этого учесть.

– Хорошо бы нам ещё и голову найти, – вставил Зыков.

– С этой выдающейся голенью, с этим переломом нам, чтобы установить личность убитого, и голова его не потребуется, – хихикнул Сачков и, давая понять, что разговор закончен, поднялся с кресла. – Зачем она, спрашивается, нужна, голова?

…Выйдя на улицу из зловонного сырого помещения судебного морга, Зыков глотнул чистого воздуха, показалось, от этого глотка даже немного закружилась голова. Он остановился, стал шарить по карманам в поисках сигарет и зажигалки. Зыков чувствовал, удача где-то рядом, она совсем близко. «Есть Бог на свете», – сказал себе Зыков, ещё не веря до конца в большую удачу. Он чувствовал, как внутри просыпается пьянящий охотничий азарт. «Есть Бог на свете, а Бог не фраер», – решил Зыков.

Глава одиннадцатая

Росляков явился в редакцию пораньше, чтобы разобраться с письмами читателей, по возможности ответить хоть на некоторые из них. А этих писем за две последние недели скопилось в столе десятка четыре, не меньше. Добравшись до рабочего места, он разложил перед собой несколько посланий и, выбрав то, что написанное разборчивым почерком, принялся за чтение.

«Мой муж работает на заводе скоро как тридцать лет. Я мужу много раз говорила, что язык доведет его до беды, но он ничего не слушал». Росляков потер пальцами затылок, начинала побаливать голова, и продолжил чтение. «А на днях мой муж был избит при исполнении своих трудовых обязанностей. Был избит прямо у токарного станка. Совершили нападение на моего мужа мастер цеха Журиков, раскритикованный на профсоюзном собрании, и его заместитель Пыжов. Сейчас мой муж отлеживается на больничном листе». Прервавшись, Росляков перевернул страницы, глянул, длинное ли письмо. Оказалось длинное.

– Мой муж, мой муж, мой муж, – сказал вслух Росляков, встал из-за стола и подошел к подоконнику, на котором пылился и зарастал грязью графин с водой. До краев, наполнив стакан, он осушил его в три глотка и поморщился от затхлого запаха жидкости.

Росляков отошел от окна, сел за письменный стол, но письмо дочитывать не стал, решив: если все письма читать внимательно, а потом составлять ответы, тут работы хватит ещё на неделю. «Автору дан ответ по телефону», – написал он на прикрепленной к письму бумажке, именуемой паспортом. «Направление – в архив», – приписал он внизу и взялся за следующее послание, удручающе скучное, усеянное грамматическими ошибками. Автор письма, ныне пенсионер, бывший пожарный из какого-то рабочего поселка, рассуждал, каким видом индивидуальной трудовой деятельности выгоднее заняться и с чего начинать восхождение к блистательным высотам большого предпринимательства.