Книга Мент обреченный - Андрей Кивинов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда он вернулся, Грицук уже сидел на прежнем месте с какой-то безразлично-холодной миной на украинском лице.
– Что Продольный хотел?
Тоха лениво повернул голову.
– Предла'ает место искать. Лучше вне милиции.
– Не понял?
– Пришло якобы новое штатное расписание. У нас сокращают единицу в розыске. Мол непрофилирующая служба. Предложено мне' как самому молодому. Да и пошли они… Уеду в Харькив, ворья везде хватает, не пропаду.
– Шизанулись?! Нас и так по пальцам пересчитать! Кто останется?!
– Плевать мне, Андрюха, – равнодушно протянул Грицук, – Без меня большевики обойдутся.
– Сколько сроку дал?!
– Три дня.
– Кр-р-ретины! – ругнулся неизвестно на кого Андрей. – Кто ж у них профилирующий? Геморрой в форме?
Он засыпал в чайник добытую заварку, воткнул кипятильник в банку с водой.
– Ты, Тоха, в башню не бери. Первый раз, что ли, сокращают? Сейчас сократят, после восстановят, когда опять власть сменится.
Грицук не захотел продолжать, резко сменив тему:
– Слышал, на днях в твоем районе собак постреляли? Телетайп пришел. Пять штук из «Макарова». Чудик какой-то. Приказано ориентировать личный состав.
– Зачем? Не люди же? – чуть побледнев, спросил Андрей.
– Большой общественный резонанс, 'ражд-ане шум подняли, защита животных, цинизм, ну и прочая дребедень… Я думал, ты в курсе, рядом же.
– Нет, не слышал. Чай будешь?
– Да, выпью.
Андрей открыл ящик, незаметно вытащил картонную коробочку из-под патронов. Так ведь и не выкинул! Скомкал и метнул в мусорную корзину, следом за чайной упаковкой. Тоха сидел на диване, прикрыв глаза.
– Да, слушай-ка! – вспомнил Андрей. – Больного так ведь и не проведали. У тебя данные есть?
– Вон список на столе. – Грицук открыл глаза. – Нижний клиент.
Андрей протянул руку к соседнему столу.
– Одышкин?! Пашка?
– Знаком?
– Черт, я и не знал, что он… Надо же. Плотничек…
Грицук взбодрился:
– Кто такой?
Андрей достал из сейфа амбарную книгу.
– Пару лет назад он влетел за «солому». Еще там, на моей бывшей земле, в другом районе. Получил условно на первый раз. Сейчас ему двадцать три. Мамаша все ко мне тогда бегала, плакала, а я успокаивал.
– А «солома» откуда?
– Без протокола рассказал. Зубова знаешь? От него товарчик. Он полрайона снабжал. А ОНОН[2] про него даже и не слыхал, потому что грамотным товарищ был, сам ни на чем не светился.
– Почему был?
– Потому что, после того как Паша Одышкин мне про него упомянул, а я в свою очередь поделился информацией с мужиками из ОНОНа, взяли Зубова в разработку и успешно парня приземлили. А Одышкина я за эту маленькую услугу научил, что на протокольчике написать. «Шел-нашел-взяли», в общем, как обычно.
– Он ширялся?
– Нет, только торговал. Так что есть нам о чем с Пашей потолковать. Вспомним тяжелое время и старые раны.
– Может, с обыском на'рянем? Опять наркоту найдем. Оно то'да как по маслу пойдет!
– Посмотрим. Может, и найдем. Пока так попробуем. Паша мне по гроб жизни обязан, что сейчас на зоне не коптится. Да и перед Зубом я его не вывел… Непонятно только, что он в мебельной делал? Может, завязал после суда? Неужели помогает?
– Ко'да едем?
– Да хоть сейчас. Тем паче что ехать не надо, он в соседнем дворе обитает.
– 'оним! 'де ж ты раньше був?!
Грицук, забыв, что полчаса назад получил предписание очистить органы от своего присутствия, азартно потер руки.
Мать Одышкина узнала Андрея, но, не помня имя-отчество, тихонько буркнула что-то приветственное, пропуская оперов в квартиру.
Паша был дома и, как того следовало ожидать, в лежку не лежал, а сидел на диване и спокойно смотрел «Историю любви». Узнав Андрея, он засуетился, заулыбался и уступил место на диване, пересев на стул.
– Болеем, Паша? Как здоровьице?
– Спасибо, почти. Вы по поводу стрельбы?! Так я вчера все уже рассказал.
– Кому?!! – в голос спросили оперы.
– Так вашим же! Мен… ну, тоже, в общем, из милиции.
– Из нашего отдела? Ермакову? Херувимову?
– Я не помню фамилий. Кажется, они сказали, что приехали из управления по организованному бандитизму. Двое здоровых таких, в «Адидасе» с лампасами и в пропитках.
Ни Ермак, ни Херувимов пропиток не имели, к тому ж они наверняка рассказали бы о визите к Одышкину.
Паша, предчувствуя, что оказался потревоженным напрасно и можно вновь сосредоточиться на «Лав стори», расслабился и закинул ногу на ногу.
– Ну и что, милок, ты им рассказал? – немного расстроившись, спросил Андрей.
– Правду! Я тут приболел, больничный взял. Тридцать девять с полтинником. Думал, загнусь!
– Не скажешь по тебе, – подметил Антон, рассматривая довольно бодрую внешность Одышкина.
– «Панадол»!!! Никаких таблеток! Мама в театр собралась…
– Понятно. Прикованный тяжелым недугом к постели, Паша Одышкин доживал последние дни. Дожил. Вовремя тебя прихватило. Просто, можно сказать, повезло.
– Судьба-а-а, – развел руками Паша.
– Это все, что вчера вспомнил больной?
– Нет, а причем здесь я?! Ну, повезло, заболел. Какие ко мне претензии? Я что, должен все знать?!
– То есть вчера ты, кроме того, что у тебя тридцать девять, ничего ценного не сообщил.
– Конечно!
– А сегодня? Тебе ж наверняка дали время подумать.
– Ну, дали, – стушевался Паша. – Что из этого? Могли бы и не давать. Время
– не деньги.
– Как ты оказался на мебельной?
– Как все люди. По нужде. Сидел на мели, встретил Кольку Тихонова, ну, убили которого, он и предложил.
– Вы были знакомы до мастерской?
– Соседний двор, все детство бок о бок. В комсомол вместе вступали. Зашибали не то чтобы много – лимона по полтора в месяц, но это лучше чем ноль.
– В комсомоле?
– В мебельной.
– Похвально.
– Еще бы! Женюсь скоро, бабки нужны, а где сейчас, ничего не умея, честно заработаешь? А здесь наловчился шкафы собирать, ума большого не надо.
– Складно звонишь, – хмыкнул Грицук.