Книга Мачеха для Золушки - Нина Васина

– Нет, не годится. Помнишь, как Елисей голубей на разгон выпускает? Теперь представь, что ты смотришь на двух турманов и ждешь, когда они начнут кувыркаться. Глаза-то вверх не закатывай, представляй про себя. Вот так. Очень умное лицо – ты ждешь, а они, заразы, не кувыркаются!

– Это ожидание, а не ум, – оценила Зойка выражение своего лица в зеркале.

– Ум – это и есть ожидание того, что ты знаешь заранее. А теперь – пошли кувырлаки-закорюки! Ишь, как тульский жарый выделывает! Ну вот. Все получилось.

– Это называется равнодушие? Я ведь еле сдержала улыбку.

– Молодец, – одобрила Дездемона. – Сдержанная улыбка в ответ на любые разговоры да взгляд внутрь себя в ожидании кувырка, вот тебе и вся премудрость. А теперь сознавайся – чего тебя колбасит?

– Вчера после бала… В общем, Абакар должен был сказать сыну, что мы с ним…

– Зойка, я тебя не узнаю! Что ты мямлишь? Неужели влюбилась?

– Не влюбилась я, просто боюсь! – выкрикнула Зойка.

– И чего боишься?

– Абакар вчера сказал сыну обо мне. Могу поспорить, Тим меня даже не запомнил – он глаз с Маринки не спускал. Сегодня Тамерлан точно захочет внимательно посмотреть на ту, что ему сосватали.

– И прекрасно! И посмотрит. А ты вся такая в бархате, в шляпе, отстраненная, с легкой улыбочкой, а в душе – голуби кувыркаются…

– А на лице – прыщи! – закончила Зойка.

– Ерунда это. Говоришь, он весь бал смотрел на Маринку? Любит, значит, с формами. А что, если еще по одному наплечнику, а?

Принц

Зойкино лицо загорелось, как только она вошла с сестрами в дом Абакара. Она была очень хороша – в строгом закрытом платье, с полыхающими щеками и странно расширенными в ожидании глазами: Зойка уже запустила в мыслях турманов в небо и ждала, ждала…

Через два часа она выдернула из шляпы павлинье перо и нервно грызла его, утратив интерес ко всем развлечениям. Наконец подошел отец и позвал ее с собой. Зойка устала от предчувствия смотрин, ее испуганное сердечко закувыркалось до изнеможения, и шляпа стала раздражать, поэтому Зойка стащила ее и закинула в угол, распустив темные волосы.

– Какая ты сегодня красавица, – удивился отец, когда обнаружил, что две косички, обычно завернутые бубликами вокруг ушей, могут превратиться в целую копну вьющихся волос – почти до пояса.

Они вошли в библиотеку. Зойка забыла все, чему учила ее Дездемона, потому что вдруг онемели губы, а нижняя еще и затряслась. Что-то говорил отец. Абакар отвечал ему, показывал на сына…

Тамерлан посмотрел на застывшую с полуоткрытым ртом девочку в старческом длинном платье. Зойка медленно повернулась и вышла из комнаты. В коридоре она бросилась бежать. В гардеробной была свалка шуб. Пока искала свою, прилегла на ворох одежды и застыла зрачками – голубь сделал пике и падал, падал вниз, не раскрывая крыльев.

Когда гости разъезжались, стали искать Зойку, но ее нигде не оказалось. В этот день лошадиного выезда не было – во дворе, тихо урча, разогревалось несколько джипов, окутывая голубые елочки вдоль выездной дороги выхлопным парком.

– Найдется, – уверял Филимона Абакар. – Куда она денется? Разнервничалась, спряталась где-то да и заснула.

Виктор Лушко решил побыстрее поехать домой и поискать там Зойку, а если ее не будет… Дальше он думать не хотел, и в то, что Зойка после смотрин где-то прикорнула, не верил.

Золушка

Зойка оказалась дома. Дездемона сразу доложила, что та «пришла пешком, веселая, расцеловала ее, закружила и пошла в ванную полежать в пене».

Виктор Филимонович, раздеваясь, уговаривал себя успокоиться – все нормально, девчонка дома, в ванне лежит… Пришла пешком – больше трех километров, ночью, почему не полежать в ванне. Потом вдруг пошел и выбил запертую дверь. Зойка лежала в розовой пене и смотрела на него застывшим взглядом со странной улыбочкой. После суматохи, когда Зойку вытащили, завернули в простыню, перевязали запястья, Виктор Филимонович выдернул в ванне затычку и ждал, пока вытечет вода. Как ни странно – он быстро успокоился, ведь Зойка оказалась жива. Почему-то подумал о Горгоне – сказала бы она ему, если бы видела Зойку рядом с собой?.. Не сказала бы: основной принцип – ожидание, потому что ничего не изменить. Не сказала бы. Вода стекла. Он наклонился и достал из остатков пены на дне тонкую пластинку лезвия.

– Врача бы… – причитала Дездемона, – «Скорую»!..

– Мы тут сами скорые врачи, а девчонку могут в дурку забрать за такие проделки, – не соглашался Елисей, набирая шприц.

Виктор Филимонович родным уколы делать опасался, но Елисей был прав – в кладовке с инвентарем и дорожными сумками (его и Елисея, старая) висели костюмы с надписью на спине «Медицина катастроф», и это был не блеф. На счету Филимона было несколько выправленных открытых переломов и две засунутые трубки в прорезанную трахею в условиях, приближенных к бою, а уж наложенные им швы он и не считал.

Отец

На следующее утро – без четверти пять – Виктор Филимонович вошел в комнату Дездемоны, укрыл храпящую на диване кухарку сползшим пледом и забрал с тахты спящую Зойку вместе с одеялом.

Он отнес ее в кухню, усадил за стол, зажег все лампы и предложил Зойке поесть.

– Не хочется…

Тогда он предложил ей выпить и налил в бокал кагора. Вино Зойка выпила с удовольствием и попросила еще. Виктор Филимонович закурил вопреки собственным правилам – в доме не курят – и предложил раскуренную сигарету дочери. Та посмотрела на него с уже вполне осмысленным удивлением и отказалась.

Надев на дочку валенки и закутав ее в свою большую шубу, он оделся сам, проверил оружие и вынес Зойку к машине.

За рулем сидел Вольдемар. Стиснув зубы, он посмотрел в зеркальце на заднее сиденье, куда уложили Зойку. Ее бледное лицо в желтой лисьей шкурке казалось провалом, дырой в пушистом ворсе. Не удержавшись, он перевел глаза на севшего рядом Филимона. Тот взгляд напарника выдержал, кивнул уверенно:

– И только так!

К Москве подъехали еще затемно. День только намечался бледным сумраком на пустынных улицах – гони, не хочу! Вольдемар ехал сдержанно, однако с ним таки случился небольшой срыв. На совершенно пустом перекрестье дорог светофор показывал для них красный, но оказавшаяся там старушка с набитой газетами сумкой на колесах почему-то не двигалась, сторожко, по-птичьи дергая закутанной в платок головой, она смотрела то на большой автомобиль, то на светофор. Когда ее зеленый переключился на красный, она, вопреки логике, шагнула на дорогу. Вольдемар в этот момент потихоньку двинул машину вперед, но, заметив ее движение, остановился. Старушка тоже остановилась. Как только Вольдемар попытался двинуться вперед на законный зеленый свет, старушка сделала шаг на проезжую часть. А тут и светофор переключился. Вольдемар решил совсем выключить мотор и вздохнул было с облегчением, когда старушка начала переходить на свой зеленый свет. Светофор переключился, когда она была на полдороге. Вольдемар двинулся вперед, но старушка не поспешила перейти дорогу, а решила бегом вернуться на прежнее место. Со страшным визгом тормозов возле джипа остановилась «Тойота», вырулившая сзади, – в десяти сантиметрах от сумки на колесах. Тогда Вольдемар вышел из машины, подошел к старушке, которая под платком оказалась вполне еще нестарой женщиной, обхватил ее поперек и поднял одной рукой, а сумку – другой. И перетащил через дорогу. С момента, как ее подняли, и до момента установки на другой стороне перехода женщина тонко, пронзительно визжала и дергала ногами.