Книга Большая книга перемен - Алексей Слаповский

Даша и Иванчук вышли во двор, провожая гостей. Сторожев и Немчинов сели в машину.

– Хороший у тебя трактор, – оценил Коля «лэнд-крузер» Сторожева.

– Не жалуюсь, – Валере было приятно, что похвалили его машину. Не упустил возможности глянуть на Дашу и по ее виду понял, что она красивыми машинами не интересуется. Либо привыкла к ним (кавалеры возят), либо она просто к этой стороне жизни равнодушна. Жаль.

Некоторое время Валера и Илья ехали молча.

Потом Илья промычал что-то, будто у него болели зубы.

– Что?

– Как похожа, с ума сойти, – выговорил Немчинов.

– Да. Коля наш весь сиял.

– Почему нет? Приятно, когда такая… Как это? Падчерица?

– При чем тут падчерица? – с досадой сказал Сторожев. – Помнишь, он хвастал, что всех нас обойдет? Когда мы за Лилей – ну…

Илья не помнил этого. То есть он помнил, что они все за Лилей – «ну». Но чтобы Коля отдельно хвастал своей возможной победой и одолением всех в конкурентной борьбе – нет, не припоминается. Впрочем, давно это было, поэтому Илья поверил Валере на слово.

– Да, обошел, – сказал он. – Дождался своего, женился на Лиле.

– Но женился-то, когда она уже была больной!

– Разве?

– Конечно! – убежденно сказал Сторожев, как будто уже точно знал это. На самом деле ему хотелось, чтобы было так.

– Ну и что? Значит, так сильно любил, что это не помешало.

– Вот чудак-то! – сказал Валера с досадой, почти со злостью. – Неужели ты ничего не понял?

– А что?

– А то! Ты смотри, что получается: девушка Лиля его в юности не полюбила. Потом он ее встретил и, может быть, победил, но она уже другая, это уже неинтересно! Зато есть точная копия! То есть – возможность повторить все заново, понимаешь? Мы хлопаем ушами и доживаем нашу жизнь, а Коля бьет клинья под нашу молодость. Он себе ее возвращает, эту молодость. Через Дашу. Блин горелый, это же уникальная возможность! А ей деваться некуда, без Коли им гроб, Даша это понимает. Кстати, Лиля умрет, а Даша останется. Доходит до тебя? Я даже думаю, у них на самом деле уже все произошло.

И тут что-то мокрое шлепнулось в щеку Сторожева. Он схватился пальцами, посмотрел на Илью. В школе, да, наверно, и потом, Немчинов не умел драться, он сам признавался, что испытывает физическое отвращение к этому виду пацанских забав. Единственное, что мог и умел, – плюнуть. И ладно бы в детском саду или в начальных классах, нет, Илья подрос, а другого оружия не признавал, только плевок. Он даже в завуча Диану Васильевну плюнул, которая примчалась в класс с истеричным криком по поводу стенгазеты, где Илья тиснул сатирический стишок, критикующий ее, завуча, привычку дергать за волосы всех, чью прическу она считала неподходящей для школы. Диана Васильевна вопила, Илья терпел – до тех пор, пока завуч не затронула его маму, довольно известную в городе смелую журналистку (Илья по ее стопам пошел), что-то такое сказав про яблочко и яблоню, тут Илья и плюнул.

Сторожев резко затормозил, остановился на обочине.

– В морду дать? – спросил он.

– Да пошел ты! – ответил Илья. – Езжай домой и прополощи свой поганый рот, скотина. Ты сам понимаешь, что говоришь?

И открыл дверцу, и начал вылезать.

– Я в виде версии! – закричал Сторожев. – Я в шутку! Что, не хватает ума сообразить, когда человек шутит? Придурок! Садись обратно!

– Маршрутку подожду.

– У тебя же денег нет!

– Ничего, кто-нибудь и так подвезет. Даром. Есть еще люди на свете, Валера, хотя тебе, наверно, неприятно осознавать этот факт.

– Только не надо мне нотации тут читать! Моралист, ё! Сам душу за миллион продал и кочевряжится!

– Ничего я еще не продал! Проваливай!

Валера не стал больше уговаривать, резко газанул, обдал Илью пылью из-под прокрутившихся и завизжавших от резкого старта колес и уехал.

Илья остался на окраине города один. Вокруг кусты, поодаль фонарь рядом с каким-то строением. Илья подошел: кирпичное неказистое здание с вывеской «Шиномонтаж». Двери закрыты. Мимо изредка проезжали машины, никто не рискнул взять одинокого мужчину. Потом показалась маршрутка. Илья поднял руку, она остановилась. Открыв переднюю дверцу, Илья сказал водителю очень вежливо:

– Довезите, пожалуйста, до города, только у меня денег нет.

– А я миллионер – даром вас возить? – спросил водитель с акцентом.

– Извините.

– Ладно, влезай. Ограбили, что ли?

– Нет. Сам отдал.

– Это как?

– Бывает.

– У меня никогда не бывает, чтобы сам отдал. Девушка, да?

– Вроде того, – Немчинов отвернулся и стал смотреть в темноту.

Валеру встретила Наташа – уютная, ласковая, домашняя. Встревоженная.

– Поздно ты. И не позвонил.

– Сама могла позвонить.

– Боюсь отвлечь от твоих дел.

– В самом деле. Вдруг я с женщиной, неудобно получится.

– Да, – улыбнулась Наташа.

– Что, даже не веришь, что такое может быть?

– Может. Каждый в своем праве.

– Не верю! – закричал Сторожев. – Сто раз от тебя это слышал, а не верю! Не бывает неревнивых женщин! Это я просто в последнее время успокоился, не гуляю, а на самом деле…

– Ты абсолютно свободен, – твердо и спокойно сказала Наташа. – Это нормальное право любого человека.

– Ты сама веришь в то, что говоришь?

– Да.

– Ну, тогда пока! Пора по бабам!

И Валера выскочил из квартиры.

Он ехал по вечернему городу – наугад. Но колеса сами привели на улицу Донскую, где выстроились размалеванные девушки, – Донская была известна лучшими уличными проститутками Сарынска. Они навели Сторожева на мысль позвонить старой (то есть весьма еще молодой) знакомой, девушке Виоле, с которой он нередко имел дело, когда был холостым.

Я и сейчас еще холостой! – мысленно воспротивился Валера.

Позвонил. Виола, в отличие от девушек на Донской, принимала дома, она была классом и ценой повыше. И оказалась свободна. Обрадовалась звонку Сторожева (еще бы – заработок!).

Он поехал к Виоле.

Едва вошел, принялся ее обнимать, мять, подхватил на руки, потащил в комнату.

– Ого, – удивилась Виола, – какой ты голодный! В чем дело? Жена не дает?

– Она не жена.

– Только у нас, Валерчик, тарифы повысились. Чтобы ты знал.

Сторожев вспомнил, что все деньги оставил у Иванчука для Лили.

– Тьфу, черт! У меня наличных нет.