Книга Убийственные мемуары - Фридрих Незнанский

Уши плотно прижаты к голове, как у бывшего боксера. Шея короткая, толстая. Плечи широкие, но покатые, как у штангиста. Телосложения коллекционер скорее плотного, нежели субтильного, но без намека на живот. Одет был в коричневый вельветовый пиджак и, кажется, черные брюки. Ботинки с острыми носками и на каблуках. Время от времени он стряхивал пыль то с одного, то с другого рукава пиджака в районе предплечья, это происходило машинально и было похоже на привычку.

В тот вечер, примерно четыре месяца назад, Андреев помнил, что это было в начале лета, он позвонил к Ракитскому без предупреждения, хотел поделиться соображениями по поводу одной рыболовной статьи, которую утром вычитал в Интернете. Рыбная ловля – это была их общая с Ракитским страсть, в последний год, после отставки Ракитского, больше всего времени вместе они проводили именно на рыбалке, причем в любой сезон. Так вот, Валентин Николаевич впустил приятеля, хотя без особого удовольствия: оказалось, что у него был гость. Тогда Андреев тактично прошел на кухню, справедливо предположив, что раз хозяин не предложил ему зайти попозже, значит, он уверен, что гость скоро уйдет. Так и вышло, но за это время Андреев успел его увидеть, потому что Ракитский все же пригласил его в комнату: Ракитский был человек светский, и, что бы ни было у него на уме, он на памяти Сергея Анисимовича никогда не нарушал определенных норм поведения. Андрееву запомнилось, что Ракитский избегал называть своего невысокого гостя по имени-отчеству, он представил его так:

– Вот, Сережа, представь, нашелся в нашем городе еще один поклонник иранской живописи.

Это место показаний Андреева Грязнов обдумал отдельно и пришел к выводу, что тонкий тактик Ракитский сказал это не случайно, как не случайно и позвал профессора в комнату. Он хотел, чтобы Андреев увидел его гостя и понял, с какой целью тот здесь появился. Возможно, выяснится, что ничего особенного в этом низкорослом коллекционере не было, тогда все это не будет иметь никакого значения, а возможно, как раз наоборот. И тогда окажется, что изощренная система страховок, к которым привык кадровый разведчик, его не подвела.

Итак, что же было дальше?

В ответ на реплику хозяина квартиры коротышка повернулся и сдержанно кивнул Андрееву – поздоровался, одновременно стряхивая с обшлагов рукавов невидимую пыль. Потом он наконец отошел от «Степени отчуждения» метра на два и, сильно сощурив глаза, сказал:

– Ну что ж, очень жаль. – Причем произнесено это было таким тоном, как если бы говорилось уже далеко не первый раз.

Ракитский молча развел руками – и тоже как будто механически, как будто не в первый раз. Обоими мужчинами были произнесены несколько фраз об уникальной, присущей только Хатуму экспрессии, работе с темперой и игрой светотени. И еще были какие-то нюансы, которые Андреев за давностью времени вспомнить уже оказался не в состоянии, но которые тогда неминуемо привели его к мысли, что «поклонник иранской живописи» пытался купить «Степень отчуждения», однако Ракитский остался непреклонен. И дело тут явно было не в цене. После ухода коротышки Ракитский обмолвился, что он предлагал за «Степень отчуждения» больше ее реальной стоимости. Больше эта история никак не проговаривалась, однако же Андреев был убежден, что посетитель дилетантом не являлся. И еще что характерно: на висевший рядом «Вечер в Полянове» («Вечер в Поленове») «поклонник иранской живописи» даже не взглянул. Уж не ее ли он и приходил на самом деле присматривать? Тогда понятно, что он мог предлагать любые цены – тут важно было не купить, а определить позицию Ракитского, а она оказалась незыблемой: ничто не продается.

Самое замечательное во всей этой беседе Грязнова с Андреевым было то, что Сазонов, синхронно зарисовывавший себе в этюдник вспоминаемые Андреевым черты, даже не показывал их свидетелю, как это обычно происходит в создании фоторобота: путем постоянной корректировки на предполагаемое лицо наносятся те или иные брови, нос, глаза, взвешиваются пропорции… Ничего подобного в данном случае не было. Но зато, когда разговор завершился и Сазонов продемонстрировал конечный результат, профессор только открыл рот. Грязнов получил большое удовольствие и втайне самому себе мог признаться, что, в сущности, ради этого вот момента он сюда и приезжал.

А Турецкого в это время занимало другое совпадение – не убийство Капустина в Озерске (он не столько не сомневался в том, что Грязнов с ним разберется, сколько надеялся на это), а вот этот самый удар по голове, который он сам получил в прихожей квартиры Ракитского. И удар от кого?!

Совпадение, состоявшее в том, что мелкий бандит из подмосковной группировки, делом которой так или иначе занимались и Грязнов, и Турецкий, оказался на пути следователя Генпрокуратуры, действительно было неординарным. Скажем, тот же Мишка Федоренко был совершенно им изумлен и при каждом телефонном разговоре интересовался, что Александр Борисович думает по этому поводу.

Но Турецкий знал, что совпадения бывают и более фантастические. Сейчас его больше волновали другие вопросы: во-первых, ждал ли Симиренко его в квартире Ракитского или пришел туда по своим делам? Хотя тут все ясно: он, конечно, пришел сам по себе. А во-вторых, и в главных, – откуда у гражданина Симиренко, ныне, увы, покойного, оказался ключ от квартиры гражданина Ракитского, ныне, увы, также покойного.

Экспертиза, которую провели грязновские умельцы (Вячеслав Иванович категорически выговорил себе право решать подобные технические вопросы, а у Турецкого еще не было достаточно сил, чтобы возражать), так вот эта экспертиза определенно подтвердила, что ключ, с помощью которого вошел в квартиру Симиренко, был сделан с образца, лежащего дома у дочери Ракитского. Но при этом еще предыдущая экспертиза подтвердила, что в день убийства Ракитского замок никакими посторонними ключами, дубликатами, не открывался. Странное какое-то выходило ограбление. Одно дело, грабитель, подготовив отмычку, ждет, пока хозяин уйдет из дома, чтобы спокойно открыть дверь, но в данном-то случае выходит, что Ракитский открыл дверь своему убийце сам. Сантехник Василюк? Но у него, кстати, и алиби появилось, сомнительное правда, но все как у людей – любовница, сварщица из соседнего РЭУ. Да и не тянет он на похитителя Левитана…

Зачем, ну зачем надо было воровать ключ у Ольги Ракитской, делать дубликат (нешуточная, кстати, работа) – чтобы потом вовсе не использовать его?! Или Симиренко действительно ни при чем – в том, что касается убийства и похищения Левитана? Допустим, договорился с корешами, а потом проспал, они без него сработали, а он обиделся и потом снова приперся… Он что, идиот?! Кстати, очень похоже. Зачем простому уголовнику сложными путями добывать ключ, чтобы просто позвонить в дверь?!

Нет, ну чушь же какая-то выходит, абсурд полный.

Знает ли что-то об этом приятель Ольги, фитнесс-тренер? Кстати, он ведь так и не появился ни у себя дома, ни на работе. Ольга тоже ничего определенного о его местонахождении сообщить больше не смогла. Его квартира была взята под наблюдение, места, где он теоретически мог появиться, – аналогично. Но пока что никаких результатов это не дало.

И пока вопрос вопросов состоял в том, где был гражданин Симиренко утром 18 октября, примерно в десять часов, когда в своей квартире был убит Валентин Николаевич Ракитский?