Книга Сестрички и другие чудовища - Игорь Мытько

Точнее — в трёхметровом стенном проломе на месте бывших дверей.

— Так что действуйте аккуратно, ещё уроните кого, — сказал Шастель. — Работать в команде, без шума, криков, выяснения кто тут главный, в плотных рамках международного сотрудничества. Если что найдёте — сразу докладывайте.

И ушёл в неизвестном направлении. Видимо, большой руководящий опыт подсказал генералу, что в такой толчее найти улику сможет только гений поиска. А если он уж такой гений поиска, то и генерала как-нибудь найдёт, чтобы сообщить ему о находке.

Образцов плюнул, достал из внутреннего кармана прутик и принялся водить им вдоль стен. Остальные последовали его примеру, хотя плевать не стали, а за неимением прутиков пользовались сканерами, датчиками ИК-излучения и прочей не проверенной веками техникой.

Лейтенант О., чтобы хоть как-то международно посотрудничать, попытался принюхаться. Ему тут же начал мерещиться запах жареного пингвиньего жира. Это было тем более ужасно из-за того, что О. никогда раньше не слышал запаха жареного пингвиньего жира. Лейтенант зажал нос и выбежал из зала.

Мари прошла мимо застывших рядов учёных, шикающих друг на друга полицейских, обогнула декоративные лиловые шары и облокотилась на трибуну. Производить следственные действия в толпе из двухсот человек она не любила. Это попахивало уже не коллективным разумом, а коллективным маразмом.

«Вот соберут улики, — подумала Мари, — тогда и подумаем. А пока подумаем… ну, например о кризисе среднего возраста. Чтобы потом, в среднем возрасте, встретить его во всеоружии».

И девушка принялась упражняться в депрессии.

«Итак. Жизнь прошла, а чего я добилась? Получила диплом с отличием, обезвредила несколько особо опасных кошмаров, начальство ценит, вот лейтенанта в подчинение дали. На конференцию, опять же, послали в качестве поощрения…» Мари поняла, что не вгоняет себя в депрессию, а хвастается.

Она решила подойти к тренингу более основательно. Сдвинула брови, сжала губы, сцепила руки на груди, опустила плечи…

К ней тут же подскочил Джефф:

— Появились идеи?

— Нет, — Мари ухитрилась удивиться, не меняя мимики и позы.

— А-а-а, понятно… Просто у тебя был такой вид…

И американский любитель халявы («Как и все американцы», — непременно добавил бы Образцов) вернулся к работе.

«Вот, например, — думала Мари, — работа полицейского. И вообще — жизнь полицейского. В чём смысл? Ловить всякую дрянь? Допустим. Но ведь всю дрянь не переловишь. Одну переловил, другая изо всех щелей лезет».

На краю сознания появилось робкое напоминание о резком падении уровня преступности, за которое Мари отчитывал полковник Мрак. Сержант сначала хотела прогнать её, а потом сообразила, как использовать.

«А если удаётся искоренить, так тебя же ещё и ругают. За снижение показателей. Получается, смысла нет!»

Мари приободрилась. Она была на прямом пути к полномасштабному кризису и оглушительной депрессии.

«Но ведь смысла нет не только в полицейской жизни! Вот, скажем…» Мари пошарила взглядом по залу. На ум сразу пришли две профессии: учёные и скульпторы.

«Вот, скажем, скульптор. Ну старается он, лепит какую-нибудь… Венеру Милосскую. А какой-нибудь дурак — ррраз! — и руки ей отбил. Спрашивается, чего стараться?»

Мари ощутила азарт охотника. Депрессия была где-то рядом, буквально вот-вот!

«А у учёных что, лучше? Всю жизнь изучаешь какую-нибудь Венеру, защищаешь диссертацию на тему “Есть ли жизнь на Венере? Есть, и в своей диссертации я убедительно это докажу”, а потом НАСА отправляет на Венеру робота — и нет никакой жизни! Разве это жизнь?! Всё! Полная бессмыслица существования доказана! Ай да я! Ай да умница!»

Тут Мари поняла, что бодро расхаживает по залу, радостно потирая руки.

«Хм, — подумала она, — какая-то странная у меня депрессия… Надо ещё потренироваться. Но потом. А пока пойду-ка я свидетелей опрошу».

Она прошла по залу, где полицейские, подсаживая друг друга, уже сканировали потолок, и в холле столкнулась с лейтенантом.

— А я свидетелей опросил, — похвастался О.

— Молодец, — сказала Мари.

— Они ничего не видели, — так же гордо продолжил лейтенант.

— Тогда чего они свидетели?

О. на мгновение сбился, но заглянул в блокнот и просветлел:

— Они свидетели того, как учёные входили в зал, как подтягивались опоздавшие, как один вышел раньше времени в ресторан, а потом все свидетели — это персонал отеля — ушли готовить музыкальное поздравление именинникам на обед, а потом грохот, персонал прибежал в зал, а тут уже всё.

— А кто тот свидетель, что вышел раньше?

О. сверился с блокнотом.

— Некий Эдуард. Но он не свидетель, он пострадавший.

— А он пострадал?

— Он и сейчас страдает, — вздохнул лейтенант. — Он, как его коллеги окаменели, так с тех пор в шоке. На все вопросы только экает.

— Ну пусть пока поэкает… — Мари посмотрела на О. — А скажите, лейтенант, вы когда-нибудь теряли смысл жизни?

— В смысле?

— Ну, вам не казалось, что у жизни нет смысла? Зачем мы живём, чем занимаемся, для чего? Ну и другие актуальные вопросы?

— Вот мой дедушка работал философом, — сказал О. — Так он всю жизнь занимался тем, что смысл жизни искал.

— Нашёл?

— Не знаю. Но он всегда говорил: «Не найду, так хоть позанимаюсь».

* * *

Двухчасовые брожения отборных полицейских по залу дали результат, близкий к нулю, причём со стороны отрицательных значений. Индикаторы паранормальной активности нехотя признавали, что по залу туда-сюда что-то там прошло, но на все попытки уточнить молчали, словно грамотно запуганные и щедро подкупленные свидетели.

Первым сдался венгр. Он произнёс горестную фразу на диковинном венгерском языке и полез за фляжкой. Окружающие с завистью покосились на него, но сдаться вторыми — сразу за венграми — не позволяла гордость.

Почувствовав, что пьёт в одиночку, венгр, чтобы не позорить нацию, протянул флягу финну, как самому близкому по языку. Финн на мгновение почувствовал себя на пароме, идущем в Санкт-Петербург, не устоял и отхлебнул качественного «Токая». После чего извлёк мерзавчик «Финляндии» и хотел протянуть венгру, но немного промахнулся и протянул мерзавчик венгерскому историческому соседу. Австриец, увидев у своего носа угощение, обрадовался и приложился. Обнаружил, что опустошил бутылочку почти всю, и полез за заначкой…

Когда Мари и О. вернулись в зал, почти все полицейские уже прихлёбывали и угощали друг друга. Сержант пыталась отказаться, но специально ради дамы кликнули француза из свиты Шастеля. Французский адъютант откликнулся бутылочкой такого восхитительного «Бордо», что Мари сдалась. Вино она не столько пила, сколько вынюхивала из бокала, который где-то добыл хозяйственный турок.