Книга Стражи - Кен Бруен

Как потом выяснилось, его друг приручил одиннадцать крыс, они дали им всем имена и кормили у себя в палатках.

Остается только спросить, как парня из рекламы «Карлсберга»: «Зачем?»

~ ~ ~

Я шел по Ки-стрит. Старожилы произносят «Кей», для остальных же она «Ки». Что-то, видно, случилось там, на небесах, потому что внезапно выглянуло солнце и осветило дома.

На меня упала тень. Самый главный алкаш. Я знал, что его зовут Пэдриг. Про него вечно ходили сплетни. Вроде бы он из хорошей семьи и когда-то был

учителем

юристом

нейрохирургом.

Сколько я его знаю, он всегда был навеселе и любил литературные сравнения. Сегодня он тоже был слегка поддавши. Сказал:

— Приветствую тебя, мой бородатый друг. Мы случайно не принимаем участие в празднике зимнего солнцестояния?

Я улыбнулся и дал ему несколько фунтов. Мы оба сделали вид, что не замечаем, как дрожит его рука. Он был невысокий, истощенный, с гривой грязных седых волос. Лицо — сплошная сетка лопнувших кровеносных сосудов, на данный момент распухшее. Нос сломан, чему я легко посочувствовал. Синие, самые синие глаза, какие только бывают на свете, и, разумеется, в красных ободках.

Он сказал:

— А ведь я знал твоего отца?

— Пэдди… Пэдди Тейлор.

— Человек скромный и со вкусом. Так ведь?

— Он бывал разным.

— Судя по тому, что ты говоришь о нем в прошедшем времени, он уже не с нами… или… еще хуже… в Англии.

— Он умер, умер.

Пэдриг набрал в грудь воздуха и запел. У меня сердце в пятки ушло. Он пел, скорее орал:

— Вслепую, вслепую наконец мы покидаем этот мир!

Он наклонился, чтобы подобрать окурок, прикурил, чиркнув спичкой по помятому коробку. Я нервно оглядывался, надеясь, что песня закончилась. Он глубоко затянулся, выдохнул, окружив себя клубами дыма, и рявкнул:

— Но человек может не задерживаться, потому что нигде не найдет он покоя!

Я воспользовался паузой:

— Ты замолчишь, если я дам тебе еще денег?

Он засмеялся, показав два желтых зуба. Остальные, по-видимому, пали в битве.

— Обязательно.

Я дал ему еще фунт. Он посмотрел на него и сообщил:

— Я евро тоже беру.

Я пошел наискосок через площадь. Пэдриг вышагивал рядом и говорил:

— Ты не из тех, кто отдаст много… во всяком случае, в области информации. Что, по твоему мнению, имеет качества краткости и ясности?

Прежде чем я смог ответить на этот вопрос кратко или ясно, он зашелся в страшном приступе кашля. Его просто выворачивало наизнанку. Я дал ему носовой платок. Он вытер им слезы.

— Я у тебя в долгу, молодой Тейлор. Не помню, сколько миль я прошел с тех пор, как товарищ-пилигрим предложил мне платок

— Твой выговор трудно определить, — заметил я.

— Как и постоянный доход, он имеет особенность ускользать, не говоря уже о том, что может переливаться через край.

Не зная, что на это сказать, я даже не стал пытаться. Он продолжил:

— В далекую темную эру моего существования я жил, кажется, недалеко от Лаута. Ты что-нибудь слышал об этой пустынной местности?

— Нет.

Я изо всех сил старался не говорить, как он. Очень заразно. Он запустил руку в глубокий карман своего твидового пальто. Вытащил коричневую бутылку:

— Хочешь глоток?

Он вытер горлышко чистым углом моего носового платка. Я покачал головой. Он не обиделся и сказал:

— Единственная разумная мысль, какую я помню: лучше быть везучим, чем хорошим.

— А ты?

— Что я?

— Везучий?

Он хрипло рассмеялся:

— По крайней мере прошло уже очень много времени с тех пор, как я был хорошим, что бы под этим ни понимать.

Из-за стены стадиона появилась стайка алкашей. Пэдриг несколько театрально встряхнулся и сказал:

— Друзья ждут меня. Может, мы еще поговорим.

— С удовольствием. — Без дикого энтузиазма, но с одобрительной интонацией.

Наконец я забрался на Салтхилл и направился по набережной. Не переставая думал о часовых в пивной «У Грогана». Каждый день в полдень они снимали свои шапчонки и крестились. Даже склоняли головы и тихо шептали молитву.

Кроме этих стариков, словно застывших во времени, все остальное, включая жилые дома и лавки старьевщиков на Ки-стрит, было сметено новыми богатеями. Кто может измерить потерю? Я даже не помню молитву.

Когда бросаешь пить, мозги начинают работать с бешеной скоростью. В голову лезут сразу сотни мыслей.

Мимо прошли три парня, которым вряд ли исполнилось по двадцать. У каждого в руке банка пива. Я их едва не удавил. От запаха пива чуть не потерял сознание.

Как-то я наткнулся на несколько книг Кейта Эблоу. Психиатра, специалиста в судебной медицине. Он писал:

Вам необходимо выпить. Так все и начинается. Вам надо. Это ощущение всегда реально. Но ведь мне действительно нужно. Мне нужно мужество представить, что я буду делать дальше. А его у меня нет. Алкоголь позволяет на время забыть, что вы трус. Пока он действует. То, что вам нужно было представить, тем временем превращается в чудовище с когтями, и вам совсем не хочется его видеть. Затем этот монстр начинает писать тем, что вы пьете, быстрее, чем вы это в себя вливаете.

Вот и шагайте дальше.

* * *

Вспомните один из основных законов физики: на каждое действие всегда есть равное противодействие. Совершив благой поступок, вы стопорите систему. Все равно что бросить перчатку Сатане. Все силы ада могут начать гоняться за вами.

~ ~ ~

На следующий день, взбодренный прогулкой, я решил заняться своей рукой.

У меня был врач, но за годы пьянства я потерял с ним связь. Как-то я пошел к нему, надеясь получить сильные транквилизаторы, так он выгнал меня взашей.

Я даже не знал, жив ли он. Решил рискнуть.

Самый конец города. Харлей-стрит. Табличка все еще висит. Вошел, и молодая регистраторша спросила:

— Чем могу вам помочь?

— Я когда-то здесь лечился, но не уверен, что моя карточка сохранилась.

— Сейчас посмотрю.

Сохранилась.

Сестра просмотрела мою карточку и сказала:

— А, вы служите в полиции!

Господи, как же давно это было… Она взглянула на мою бороду, и я пробормотал: