Книга Морской узел - Андрей Дышев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он не хотел долго ждать, полагая, что торг в данном случае неуместен, вынул из ящика наручники и швырнул их на стол. Этот жест в комментариях не нуждался. Я прикидывал, не проще ли провести несколько суток в следственном изоляторе, чем платить большие бабки неизвестно за что? За это время сыщики во всем разберутся и выпустят меня на свободу без предъявления каких-либо обвинений. Нарами меня не испугаешь, коль совесть чиста. Но совесть совестью, а вдруг я чего-нибудь учудил по оплошности или невнимательности? К тому же у меня не было твердой уверенности, что милиция немедленно ринется на помощь Игнату и его спасут без моего участия.
– Хорошо, – сдался я. – Только надо заехать ко мне домой.
– Заедем, – легко согласился сыщик и спрятал наручники в стол.
Сыщик подвез меня к дому на милицейском «жигуле». Я думал, что он останется ждать в машине, где принять взятку из моих рук ему было бы спокойнее, но он пожелал подняться со мной в квартиру.
Пока я открывал сейф, в котором хранились мои сбережения в твердой валюте, а также охотничье ружье и два спортивных пистолета, сыщик скромно стоял в прихожей и, коротая время, рассматривал акварели моего знакомого художника Бари Селимова, развешенные на стенах. Я отсчитал две тысячи долларов, посмотрел на жалкие остатки и, едва сдерживая злость, пнул ногой бронированную дверцу сейфа.
– Пойдут целевым назначением на укрепление правопорядка в городе, – пообещал сыщик, заталкивая пухлую пачку купюр в карман.
– А если ты ошибся? – спросил я. – Если я чист, как родниковая водичка?
Сыщик улыбнулся, ковырнул ногтем в зубе.
– Тогда я все верну.
Я открыл дверь. Он вышел, но на пороге остановился.
– Ах да! Совсем забыл! – И протянул мне сложенный вчетверо протокол допроса.
Я развернул его на кухне и, помешивая кофе в турке, стал читать то, что было записано с моих слов.
«Я, Вацура Кирилл Андреевич, 19 августа с.г. в результате неподконтрольного развития событий оказался в море, приблизительно в пяти километрах от берега. Неподалеку находилась яхта „Галс“, на которую я вскоре поднялся. Четверо пассажиров яхты проявили ко мне немотивированную агрессию и заперли меня в трюме. Там мною был обнаружен молодой мужчина, называвшийся Игнатом. Я помог Игнату совершить побег. Однако по причинам, от меня не зависящим, я не смог доставить Игната на берег, и его местонахождение в данный момент мне неизвестно. С моих слов записано верно: К. ВАЦУРА».
Оставалось только расписаться под этим кратким изложением моих бед, чтобы бумажка обрела статус юридического документа.
Уподобляясь сыщику, я мелко изорвал бумагу и швырнул обрывки в окно. Кофе убежало, кухня наполнилась ядреным дымом… Я распахнул окно и стал ходить из угла в угол, пиная ногами табуретки. Вроде бы суть схвачена. Но все изложено как-то странно, эзоповым языком, слишком обтекаемо. Нет ни слова об оружии, которое было у бандитов. Ни слова о засохшей лужи крови в каюте. Ни слова о том, что бандиты ранили Игната. А к чему эта двусмысленная фраза: «Местонахождение Игната в данный момент мне неизвестно»? Можно подумать, что я самолично утопил его или спрятал где-нибудь и не хочу признаваться в этом. А что такое «неподконтрольное развитие событий», в результате которого я оказался в море? Почему не написано про отказ двигателя у самолета? Они решили, что это вымысел? Причем настолько неудачный, что даже не стали заносить мои слова в протокол?
Я зашел в ванную и с ненавистью сорвал с себя сырую омерзительную одежду, пнул ногой упавший на кафельный пол обломок самолетного щитка. Все мои беды начались с этого проклятого самолета! Подвел меня, как ленивый конь, отказался подчиняться, начал своевольничать, показывать характер. Птицей возомнил себя! Так лети к черту на кулички! Убирайся, откуда пришел!
Подхватив щиток, я завернул его в мокрую одежду, выбежал на кухню и швырнул тяжелый комок в распахнутое окно. Потом забрался в душевую кабину, плотно закрыл полукруглую стеклянную дверь, похожую на фонарь самолета. Все. Отлетался… Включил горячую воду на полную мощность… Вот теперь хорошо. Это мой маленький мир, наполненный теплым паром, где колкие струи массируют тело, смывают едкую соль вместе с усталостью и раздражением. Я вылил на голову половину флакона шампуня, подставил лицо струям. Век бы стоял так, смывая с себя все, что меня угнетало. Смыть бы еще реальность, которую я не в силах был понять. Заодно и продажного милиционера вместе с протоколом, и тупого охранника, и злобную врачиху… Вода ласкала мое тело, успокаивала, передавала мне свою гибкую, вечную энергетику.
Я зачесал волосы назад массажной щеткой, побрился новым лезвием, ополоснул лицо лосьоном с запахом лимона, надел халат. Вот теперь я человек. Нашел в холодильнике чуть заветренную ветчину, помидор да загнал в тостер ломтик белого хлеба. Жуя на ходу, я пошел в кабинет. Сел на край стола. В одной руке бутерброд, в другой – телефонная книга… Никифор, Никифор… Как же его фамилия? Я привык называть его Ником – так он сам пожелал, когда мы познакомились. Я листал книжку. Это мой давний приятель. Познакомились мы с ним лет пять назад в Карпатах, катаясь на горных лыжах. Выяснили, что живем относительно рядом. Как-то я помог ему брать банду вымогателей, когда у него была напряженка с оперативными работниками. Он мне за это помог продлить лицензию. С тех пор мы изредка перезванивались. Я поздравляю его с Днем милиции. А он выуживает у меня интересующую его информацию по местному криминалу. Нику еще не было тридцати, когда он занял должность начальника межрайонного отдела по борьбе с оргпреступностью. Интересно, а сейчас он на какой должности?
Ага, вот его мобильный телефон. Дзюба Никифор Игоревич. Лишь бы его телефон был в сети!
– Привет, Кирилл! – отозвался Ник сразу после первого гудка.
Прежняя манера разговора – слова произносит торопливо, со сдержанной вежливостью, словно мы только что виделись, обо всем поговорили, да вот я зачем-то опять звоню, отрываю его от дел.
– У тебя есть пять минут, чтобы выслушать меня? – спросил я.
– Четыре с половиной.
Я набрал в грудь побольше воздуха и вдруг понял, что мне невыносимо противно и тяжело рассказывать одну и ту же историю в сотый раз, особенно после того, как все, кто ее слышал, мне не поверили – ни бандиты, ни милиция… Может быть, зря я порвал протокол? Как-никак, а в нем моя история адаптирована под милицейское мышление. Зачитал бы по бумажке, глядишь, и Ник все бы понял сразу и без лишних вопросов.
То, что я сказал Нику, уместилось в одном предложении: вооруженная банда захватила яхту «Галс», убила всех пассажиров, один выжил, но неизвестно, что с ним сейчас. Все!
Возникла долгая пауза. Ник сжигал молчанием тот лимит, который отвел мне.
– Откуда ты об этом знаешь? – изменившимся голосом спросил он. Было похоже, что он слегка прикрыл ладонью трубку.
Пришлось вкратце рассказать про самолет.