Книга За пригоршню баксов - Владимир Гриньков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А кто вокруг него крутился? – спросил Костюков.
– Я не знаю. Но я всех подозревала. Ведь он совсем один живет. И уже не молодой. А вы не хуже меня знаете, что сейчас со стариками делают. Я про квартиры говорю. Ради них сейчас на все идут. А вы же видели, какая у Бори квартира, да? Я боялась. Даже предлагала ему, чтобы он меня к себе прописал.
Она боялась упустить роскошную квартиру Мятликова.
– Я вас понимаю, – кивнул Костюков. – И все-таки давайте к тому человеку вернемся. Вы говорите, что его не видели…
– Нет! – твердо сказала Полина Михайловна.
Сейчас Костюков был склонен верить ей. Потому что не мог обнаружить резонов для ее лжи.
– Но хотя бы голос его вы слышали. Молодой это был человек или пожилой? С акцентом говорил или нет? Может быть, какие-то особенности его речи вам запомнились? Он заикался? Или какие-то буквы не выговаривал?
– Он был скорее молодой, чем старый, – задумчиво сказала Полина Михайловна. – Да, молодой, это точно. Ничего такого особенного в его голосе не было. Голос как голос. Не заикался он и вообще никаких таких особенностей, как вы изволили сказать, не было. Вежливый. Говорил негромко. Один раз пошутил, это я запомнила. Говорит: «Энтшульдиген зи мир битте, как говорят у нас в Костромской области».
– Не понял, – на всякий случай улыбнулся Костюков.
– Ну это же по-немецки. Понимаете? В переводе: «Извините меня, пожалуйста». Или «Прошу прощения», если в вольном переводе. Произнес по-немецки, а потом сказал: «Как в Костромской области говорят». Шутка такая.
– А, понятно, – кивнул Костюков. – И больше ничего вы не запомнили?
– Ничего.
– Что ж, и на этом спасибо.
Обнаружив, что официальная часть их беседы завершилась, Полина Михайловна спросила о том, что давно ее, судя по всему, мучило:
– Вот вы мне скажите… Если квартира не была приватизирована и ответственный квартиросъемщик умер, неужели в нее нельзя прописать родственника? Вот пока он был жив, можно было, а как умер, так, видите ли, нельзя. Разве справедливо?
– Не знаю, – сказал Костюков. – Никогда в это не вникал. Ничем помочь не могу. Вы уж меня извините.
* * *
Парень, который приглядывал за Юшкиным, уже не так рьяно выполнял свои обязанности. Не стремился споить до беспамятства сразу же, едва Юшкин открывал глаза. Позволял себе поболтать с ним, хотя о себе по-прежнему ничего не рассказывал и нынешнее положение Юшкина не обсуждал, все-таки выслушивал истории своего пленника до конца, не перебивая и не обрывая, а иногда задавал вопросы. И даже позволял проводить какое-то время вне дома, сам при этом маячил где-то рядом. Но Юшкин был рад и такой относительной свободе. Ему позволялось обогнуть дом и выйти к озеру – небольшому, овальной формы, вода в котором была до неправдоподобия холодной и странно рыжей.
С трех сторон озеро было окружено подступающим к воде лесом, и меж деревьев виднелись маленькие избушки-домики. Юшкин уже разобрался, что никакие это не дачи, потому что нигде не обнаружил ни обрабатываемых дачниками грядок, ни фруктовых деревьев, да и самих дачников за все время не видел ни разу, из чего можно было сделать вывод, что это лесная база отдыха. Но проверить свою догадку он не имел возможности – спросить было не у кого. Он почти не видел тут людей, хотя и догадывался об их присутствии.
Во-первых, совсем рядом была дорога. Она проходила по насыпи или дамбе, справа от озера, и иногда можно было наблюдать мелькавшие меж нечастых деревьев автомобили. Во-вторых, там же, где проходила дорога, но только в самом лесу время от времени лаяла собака. Юшкин догадывался, что в той стороне есть какое-то жилье, а пес сидит на цепи. И еще однажды он видел рыбаков. Их было двое. Мужчина и мальчик. Они сидели на камнях у самой воды и смотрели на поплавки своих удочек. Так были увлечены рыбалкой, что не замечали ничего и никого вокруг. И Юшкина они тоже не заметили. А может, и заметили, да только он был им неинтересен. Юшкин в тот раз разволновался не на шутку. Даже сердце у него заколотилось. Это были первые посторонние люди, которых он увидел. Но парень, этот немногословный страж Юшкина, был начеку. Он хотя и позволял Юшкину посидеть у воды, сам всегда был где-то неподалеку и в тот раз, тоже обнаружив присутствие рыбаков, безмолвно, жестом заставил Юшкина вернуться к дому. Юшкин не без сожаления, но подчинился. В тот раз он утвердился в мысли, что его тут действительно прячут. Осознание этого не прибавило ему оптимизма.
Несколько дней после этого парень не позволял Юшкину ходить к озеру, но потом бдительность снова его оставила, и Юшкин, как и прежде, садился на камень и задумчиво смотрел на воду. Иногда по вечерам в природе устанавливалось полное спокойствие, гладь озера становилась идеальной, ничем не колеблемой, такой ровной, что в ней без малейших искажений отражался подступавший вплотную к воде лес, и казалось, что кто-то огромный положил гигантское зеркало. Зрелище это завораживало, Юшкин всматривался в отражение неба, и спокойствие в природе его гипнотизировало. Отступали прочь все его страхи, он о них попросту забывал на какое-то время, а его состояние в эти минуты было похоже на сон, только спал Юшкин с открытыми глазами.
В один из дней Юшкин сидел у воды. Время было позднее, точно он его определить не мог, поскольку часы свои он давным-давно пропил, кто-то другой теперь носил его часики. Солнце пряталось где-то у него за спиной, посылая как последний привет уходящему дню свои необжигающие лучи, и от этих лучей небо было не синим, как днем, и не черным по-ночному, а розово-серым. Там, где заходило солнце, пылал огненно-красный закат; по направлению к востоку цвет менялся от алого к темно-серому, эта палитра отражалась в озере, отчего казалось, что вода светится, и Юшкин, который эту картину видел уже не раз, все-таки поддался очарованию прихотливой игры природы, замер, затих, сидел истуканом. Процесс созерцания прервал шум машины. Автомобиль пролетел по шоссе, подсвечивая себе фарами. Юшкин повернул голову, проводил машину взглядом и вдруг в противоположной стороне, слева он отчетливо услышал какой-то звук.
Рядом, совсем близко, стоял небольшой деревянный дом, такой же безжизненный, как и все другие здесь, но только теперь Юшкин обнаружил, что выходящее на озеро окно дома распахнуто, а из пугающе черного оконного проема выбирается человек.
Обеспокоенный Юшкин обернулся. Его тюремщик стоял у угла дома, в котором Юшкин все последнее время жил, и до него было метров двадцать или тридцать, то есть происходящего у озера парень не видел.
Тем временем незнакомец выбрался из окна и побежал, пригибаясь, вдоль воды. Он бежал прямо на Юшкина, но обнаружил его, когда почти наткнулся. Испуганно присел и замер от неожиданности и страха.
Это был мальчишка лет пятнадцати. К груди он прижимал свою добычу – электросчетчик, который умыкнул, похоже, из пустующего дома, и внезапное возникновение на его пути невесть откуда взявшегося здесь Юшкина совершенно его деморализовало. Их разделяли какие-нибудь пять метров. Они молча разглядывали друг друга. Один не знал, как можно использовать так внезапно случившуюся встречу, а другой этой встречи явно хотел избежать. Юшкин очнулся первым.