Книга Амфитрион - Дмитрий Дикий

– Поделом мерзавцу, – сказал голос сбоку. Bauta застонала. – Да, да, – продолжал упорный голос, – будет знать, как поднимать руку на великого художника. Любовь, видишь ли, подвигла его на это благородное дело – творца кромсать. Однако это символично… Доктор чума, значит?..

– Страттари! – хрипло простонала маска, оползая на негостеприимные камни, – я ранен, спасите меня!..

…Митя лежал на отмели Масок и, оторвав злополучную маску от лица, смотрел в небо. Страттари, стоя поодаль, с интересом наблюдал за ним.

– Хорошее лицо? – спросил он.

– Кто… это? – проклекотал Митя.

– Чья это маска? – уточнил Страттари. – Вам повезло, это Джорджоне… Но будьте осторожны, он умер в тридцать три года от чумы. – Высокий человек неприятно улыбнулся. – По крайней мере, по некоторым источникам{26}.

Обратного путешествия не было, Страттари упростил логистику до предела: сразу по окончании краткого информационного блока о художнике Джорджоне Митя обнаружил себя стоящим у подножия лестницы, ведущей на второй этаж, к кабинету директора. Он понимающе кивнул и, развернувшись, пошел прочь, надолго выбитый происшедшим из колеи. Проходя мимо Салли, он остановился.

– Ну как? – спросил Митя. – Я сильно изменился?

Салли вежливо, но осторожно отъехала на стуле от стола и предостерегающе подняла пальцы.

– Простите? Разве мы знакомы?

– Салли, – монотонно забубнил Митя, – вы назначали мне эпойнтмент, рассказывали про паспорт, про то, что зовут вас… тебя на самом деле Сашей, провожали меня к бассейну, жрали, м-м-м… хлеб изгнанья, не оставляя корок?..

– Простите, – повторила девушка. – Все это мне очень сильно что-то напоминает, но, право же, я вас не узнаю.

– Хорошо, – сдался Митя. – Зеркальце можно у вас попросить?

Последовавшая продолжительная пауза почему-то напугала Митю гораздо больше, чем все, что Салли сказала и изобразила лицом до этого. Если девушка искренне колеблется, давать ли ему зеркало, значит, она действительно его не узнает?..

– Да, конечно, – наконец со вздохом сказала секретарь «Гнозиса». Она залезла в сумочку и, достав оттуда массу предметов, связь которых с повседневными человеческими функциями была в лучшем случае условной, наконец, отрыла зеркальце и передала его Мите. Митя раскрыл его, заглянул внутрь и не смог сдержать вопля. Зеркальце выпрыгнуло из его разжавшейся руки и, с готовностью спикировав на пол, разбилось на чуть меньше чем тысячу осколков.

– Семь лет несчастья, – услужливо напомнила девушка. – Но только вам, а не мне. Мне-то как пособнику – года два дадут, наверное.

Митя опустился на стул.

– Что, – сочувственно поинтересовалась Салли, придвинувшись поближе к компьютеру, – с ума сошли?

– Не знаю, – пробормотал Митя. Он потер глаза, нос и щеки. Они действительно каким-то неуловимым образом теперь расположились не там, где им полагалось бы. Даже уши стали более извилистыми и сложными на ощупь. – Похоже, да. – Он перевел взгляд на Салли. – А у вас вообще… вообще…

– Что? – нетерпеливо спросила девушка.

– Лицензия есть? – выпалил Митя.

– На что? – удивилась та.

– Неважно, – ответил Митя, хотя все его существо кричало: «На издевательства над людьми, вот на что!» Он поднялся и уже в дверях сказал, не оборачиваясь: – Зеркальце я вам новое куплю, вы не переживайте.

– Да пожалуйста, пожалуйста, – ответила девушка с тем непринужденно-равнодушным дружелюбием, которое только женщинам и доступно, и которое заставляет мужчин внутренне трепетать от ощущения космических масштабов своего бессилия.

Так вот трепеща, Митя в очередной раз покинул здание «Гнозиса». Выйдя на бульвар, он позвонил Алене.

– Алена? – спросил он на всякий случай.

– Да, милый, – отозвалась Алена. – Привет!

– Привет. Алена, мне сделали новое лицо, – ужасающимся шепотом сказал Митя. – Алена, это не мое лицо! Это лицо какого-то средневекового венецианского мужика!

– Да ты что?! – воскликнула Алена. – Как это сделали лицо, маску, что ли?

– Нет, нет… – пробормотал Митя. – Настоящее лицо.

– А мое лицо куда дели? – гневно спросила Алена.

– В каком смысле мое? – не понял Митя. Потом понял и, улыбаясь непривычными губами, сказал с кретинской интонацией: – Не знаю…

– Ладно, – твердо сказала решительная Алена. – Давай до вечера. Приезжай ко мне.

Митя повесил трубку. Все это было настолько ужасно, неожиданно и ненормально! Впрочем, практически все девушки, проходившие мимо, нет-нет, да и кидали на него оценивающий взгляд. Это немного утешало. Митя фыркнул и слегка приободрился; он хотел уж было сказать про себя: «Врешь, не возьмешь», но потом понял, что вроде бы и не врали особенно, а вот ведь – взяли как миленького.

* * *

Конечно, Алена была удивлена. Нет, будем придерживаться истины. Вначале, когда Алена увидела Митю, она без особенных усилий взяла – и весьма убедительно – одну из тех нот, которыми специалисты колют стаканы, и, взмахнув указательным пальцем, предупредила его, что сейчас вызовет MEnT-ов[26]. Поэтому Мите пришлось, как говорят, успокаивающе поднять руки и (как и в случае с Салли, но только в этот раз существенно дольше) перечислять все те эпизоды, которые теоретически должны были быть известны только Алене и ему. Это, конечно, подействовало, хотя испуганное выражение с лица Алены так и не ушло. Она-то подумала, что Митя хотел ее разыграть… А выяснилось, что изменили не только лицо, но и вообще все – комплекцию, цвет кожи, волосы, походку, и если раньше он был безобидного нейтрально-славянского дизайна, то теперь получился скорее южанином – благородного вида, впрочем, одно слово – итальянец. Да не какой-нибудь генуэзец, а венецианец, белая кость.

Читателю не следует думать, что Митя отнесся к смене фасада, с которым прожил двадцать восемь лет, совершенно бестрепетно. Хотя мы и пишем о будущем, находящемся от нас на небольшом отдалении, все-таки и тогда, в 2020 году, среди уважающих себя людей все еще принято было просыпаться и засыпать с одним и тем же лицом спереди черепа. Поэтому наш герой терзался из-за потери привычного облика. Единственным соображением, скрашивавшим его муки и дискомфорт пребывания в чужом теле, была неизвестно откуда взявшаяся уверенность, что фирма «Гнозис» не стала бы так бесцельно и жестоко шутить с ним, не имея возможности вернуть status quo.

Когда Митя передал имя прежнего владельца своего облика Алене, она ахнула. Достала из книжного шкафа альбом, полистав, раскрыла на нужной странице и ткнула пальцем в автопортрет загадочного Джорджоне, и Митя, уже несколько раз украдкой мявший себе лицо перед зеркалом, незамедлительно узнал в нем себя. Конечно, наш герой был не настолько темен, чтоб не знать Джорджоне, просто именно Алена получала в школе высшие отметки по предмету «История искусств» – да, такой предмет появился в школах наравне с «Историей религий» и «Историей войн» после школьной реформы 2015 года. Особенно долго они разглядывали приписываемый Джорджоне портрет венецианского дожа Агостино Барбариго, выполненный в 1500 году, на переломе важных веков. Дож в этот год умер, а Джорджоне было всего 23 года. Все это увлекло наших героев, и они долго качали головами, разглядывая картины и читая великого певца великих – Джорджо Вазари. Да, пожалуй, лицо Джорджоне, увековеченное живописцем на двух автопортретах, устраивало Митю… и совсем ничто теперь не мешало ему начать выполнение плана, изложенного Страттари.