Книга Быть бардом непросто - Дарья Ковальская

На глазах гоблина снова начинают закипать слезы. Переглядываемся с эльфом. В глазах Аида — ужас.

— Ладно, — говорит он хрипло. — Расскажу.

Слезы у гоблина высыхают как по волшебству. Я отпускаю его и отхожу подальше, сажусь с другой стороны костра.

— Итак… Жил-был однажды… гоблин.

Федя довольно сопит, прижимаясь к груди несчастного.

— И звали его Федор.

— Как меня?

— Как тебя.

— И однажды он сдох!

Я перестаю подбрасывать ветки в огонь и укоризненно смотрю на эльфа. На лице того читается неописуемое счастье.

— И все? — уточняет удивленный Федя.

— А? Что? Нет, не все. Он воскрес!

— Давай угадаю, что будет дальше: он снова сдохнет? — нервно усмехаюсь, поглядывая на гоблина.

— Э-э… мм… нет. И пошел странствовать.

— Какая занимательная сказка.

— Не нравится — сейчас сам будешь рассказывать.

— Понял, понял. Молчу.

Федор сопит и бросает в мою сторону недовольный взгляд.

— И вот он странствовал, странствовал… странствовал… — Я тяжело вздыхаю. — И нашел замок! В нем жила принцесса. Она жила там уже лет сто и сильно скучала.

— Я бы даже сказал, померла от скуки.

— Не перебивай… Нашел он принцессу и восхитился ее красотой.

— Труп красиво свешивался из окна башни? — Просто не могу молчать. У Аида такое выражение лица, словно к горлу прижат раскаленный меч, а сам он подписывает свидетельство о браке с беззубой старухой, которая к тому же тянет к нему свои губы, свернутые в трубочку, и шамкает: «Ну иди же шюда, мой шладенький. Шаш я тебя к-а-ак поцелую…» Так, что-то я увлекся.

— Да нет же. Она расчесывала длинные волосы у окна, и они развевались по воздуху.

— И тут же выпадали.

— Скорее, вырастали. С каждым взмахом расчески делались все длиннее и длиннее. Гоблин пригляделся и понял, что она была…

— Как Федя? — уточняет голос, доносящийся с живота Аида.

— Угу. Тоже гоблин! — подсказываю я, внутренне умирая от хохота. Да-а… столетний гоблин с длинными волосами (интересно, волосы-то у дамочки откуда? Наш-то лыс как коленка, значит, у девушки парик, не иначе), заточенный в башне, сразит любого наповал.

— Ну… ладно. Как Федя.

Счастливый вздох и еще более довольное сопение.

— Так вот. Она тоже увидела его и бросилась к нему в объятия.

— И разбилась.

— Почему?

— Если она выпрыгнула из башни, которая к тому же была довольно высокой, то с большой долей вероятности — разбилась о мостовую насмерть.

— А вот и нет. Она зацепилась волосами о горгулью! Точно, о каменную горгулью!

— И так, покачиваясь, часами молила о спасении.

— И Федя бросился вверх! Стремясь выручить прекрасную деву из беды!

— Но не успел. Волосы оборвались, и она таки рухнула вниз.

— Но до земли было недалеко, — прожег меня злобным взглядом Аид. — И она ничего себе не сломала.

— Просто стояла и ждала его — вся такая лысая и окровавленная.

— Часть волос осталась.

— Жуть.

— Но гоблин все равно ее полюбил.

— Так как больше любить там было просто некого.

Федор только и успевает переводить взгляд с меня на Аида и обратно. На моем лице играет злая усмешка, я наслаждаюсь процессом.

— Все! Конец! Ты доволен?

Федор, подумав, кивает и, широко зевнув, устраивается поудобнее на животе Аида.

— Эй, ты чего это удумал? Ты что, будешь спать на мне? Фтор, сделай что-нибудь!

Пожимаю плечами и встаю, разминая плечи.

— Пойду прогуляюсь. Вы пока спите.

— Куда намылился?

— Разведаю обстановку. Нас могут искать. Вряд ли стража и бандиты сдались так просто.

Аид тяжело вздыхает:

— Ладно, иди.

Киваю и исчезаю среди деревьев, словно тень. С появлением гоблина соседство светлого начинает нравиться мне все больше и больше, видимо, в душе я тоже садист.

ГЛАВА 15

До следующего города не близко: три дня конного пути. Вот только лошадей у нас нет, к тому же эльф путешествует в одном сапоге, а гоблин постоянно ноет, так что путь в результате занимает две недели. И только к концу второй семидневки мы наконец-то видим вдалеке каменные ворота Агреля.

Это… необычный город. Сплошную каменную гряду, словно ножом, прорезает длинное узкое ущелье, соединяющее море (расположенное на «острие» ножа) и земли материка, по которым мы путешествовали всю последнюю неделю. Огромная мрачная гора, широкая, что твоя шляпа, когда-то давно была «распилена» надвое гномами всего за три телеги драгоценных камней. Так был создан Агрель, король которого теперь единственный на материке человек, контролирующий торговлю королевства с заморскими странами… Он и еще темные эльфы, которые никогда и никого не пропустят через свою часть хребта, каменной громадой окружающего остров и замыкающегося, словно древний змей, в огромное кольцо.

Да… Агрель. Город, с двух сторон зажатый между отвесными каменными стенами, в которых люди, словно крысы, создали целую сеть извилистых ходов и нор, называемых ими «квартирами». Окна ровными рядами идут в трех-пяти и просто в метре над землей. За ними — комнаты, коридоры, магазины, подвалы… Но поражает не это. Поражает даже не то, как разумные могут жить в этой щели, не видя света солнца, путешествуя по одной-единственной улице, продуваемой всеми ветрами… По-настоящему удивляет то, что они забрались еще глубже, создав две огромные, не уступающие по площади иному городу, пещеры по правую и левую сторону от главной улицы. Огромные каменные своды подпирают зачарованные колонны, созданные руками гномьих мастеров и зачарованные магией столь же древней, как и сами горы. Вечный полумрак лишь изредка рассеивает голубой свет магофонарей, да на потолке то и дело вспыхивают мелкие кристаллы камней… Красиво, но странно. Особенно для существ, всю жизнь тянущихся к свету…

Кстати, в переводе с древнего гномьего наречия Агрель означает «Огрею дубиной и убью». Не очень романтично, зато намекает на то, что в город со злыми намерениями лучше не соваться. Врата, вырезанные из цельного куска скалы, сильные ветра, частые дожди, обвалы — все подтверждает, что в этом месте могут жить только сильные духом и дураки от рождения. А еще в городе практически нет солнца, поэтому у жителей мраморно-белая кожа и светлые волосы, так что обитателей этих мест узнают в любом другом городе королевства.

Н-да, моя внешность на таком фоне вряд ли останется незамеченной. Ну да что поделать, видимо, таков мой удел — вечно быть на виду.