Книга Скорая помощь. Обычные ужасы и необычная жизнь доктора Данилова - Андрей Шляхов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Тогда ешьте. Чанахи еще не скоро будет…
— Ты знаешь, что такое чанахи? — спросил Данилов, когда официантка ушла.
— Мясо с овощами в горшочке, — ответил Эдик. — Самое то после смены.
— Ну и славно! — Данилов откупорил графин, ощущая приятную прохладу, исходящую от него и наполнил рюмки.
— Ну что — в добрый, как говорится, путь! — Данилов хотел пожелать Эдику чего-то особенного, но ничего особенного ему в голову не пришло.
— Спасибо! — Эдик поднял свою рюмку. — И за доброе слово, и за стажировку!
Они выпили.
— Нет, не смей! — Данилов перехватил руку Эдика, приготовившегося подцепить на вилку кусок коричневой от орехового соуса курицы. — Первую закусываем исключительно зеленью и брынзой!
И первым подал пример.
— Здорово! — с набитым ртом промычал Эдик, одобряя даниловский метод.
— Я плохого не посоветую! — хмыкнул Данилов, снова берясь за графин. — А вторую мы пустим под курицу.
— Извините. — К их столу подошел бармен, профилем и кудрями сильно смахивающий на Пушкина. — У нас есть урц. Вчера привезли. Вам заварить?
— Конечно!
Данилов в первое посещение кафе по рекомендации Саркисяна попробовал этот душистый «чай» из травы, отдаленно напоминавшей мяту, и остался доволен…
— Ты считаешь меня алкашом? — спросил Данилов, попросив официантку, подавшую им чанахи, обновить графин.
— Ну что ты, Вова! — Эдик расплылся в улыбке. — Откуда такие подозрения?
— Ну то на подстанции напился, то вот… — Данилов указал рукой на стол.
— Если хочешь знать, что после того дежурства я сам не мог дома заснуть, пока не опрокинул стакан, — признался Эдик. — Ужасно тягостный осадок на душе остался. Так что я тебя понимаю. И выговор тебе дали не по делу…
— Это с какой стороны посмотреть, — прищурился Данилов. — За то, что выпил после смены — не по делу, а вот если принять во внимание другие обстоятельства…
— Вова! — Эдик предостерегающе поднял вверх руку. — Я не люблю обсуждать личную жизнь своих друзей. Даже с ними. Это очень тонкая сфера, в которую посторонним лучше не лезть!
— Боишься, что опрокину на тебя чайник? — Данилов покосился на полупустой чайничек с заваренной барменом травой.
— Нет, просто следую своим принципам, — твердо ответил Эдик. — Могут у меня быть принципы?
Официантка принесла новый графин.
— Спасибо, — поблагодарил Данилов, принимая графин у нее из рук.
Наполнив рюмки, он поставил графин в центр стола, словно проводя границу между собой и собеседником и ответил:
— Не могут, а должны. Без принципов человеку нельзя! За принципы!
— За принципы! — поддержал Эдик.
— Собственно говоря, я не собирался обсуждать с тобой свою личную жизнь, — сказал Данилов. — Мне просто хочется поговорить с тобой о чем-то хорошем, только я сам не знаю, как начать этот разговор…
Эдик внимательно слушал его, позабыв про чанахи.
— Бывает так — встретишь человека и сразу понимаешь, что это хороший человек. Понимающий, думающий. А бывает и наоборот. Вот когда я впервые увидел на подстанции Бондаря, то у меня не было сомнений, что он — козел! И я не ошибся.
— Ты классно его ошпарил, поделом.
— Это я так, спонтанно. Почувствовал вдруг, что если никак не отреагирую, то никогда не прощу себе этого. С другой стороны, понял, что если отреагирую, то буду выглядеть… мягко выражаясь — забавно. Вот и пришлось разыграть случайную оплошность. Опять же — и душу потешил, и от выговора уберегся. А то и от тюрьмы. Бондарь — гнилушка, выбей я ему пару зубов, он тут же бы в милицию с заявлением побежал.
— Такой может, — подтвердил Эдик. — Ты все сделал правильно.
— Вот! — Данилов повысил голос. — Вот о чем я хочу поговорить. О том, что правильно и что неправильно. Но не глобально — абстрактно, а применительно к моей жизни. Это не противоречит твоим принципам?
— Нет.
— Прекрасно! Тогда слушай… Когда-то, в далекие студенческие годы, когда жизнь казалась сплошным праздником, у меня была девушка… Есть варианты ее имени?
— Гюльчатай Абдурахмановна ибн Хоттаб? — не раздумывая, сказал Эдик.
— Допустим, — согласился Данилов. — Хотя для удобства можно назвать ее… ну хотя бы Еленой. Так вот, мы с Еленой любили друг друга и все у нас было хорошо. Ты ешь, ешь, а то остынет. Я долго говорить буду.
Эдик послушно начал уплетать чанахи.
— Нельзя ли принести нам всякой мясной нарезки? — Данилов отвлекся на официантку, так кстати подошедшую к столу.
— Можно! — обнадежила официантка. — Зелени еще принести?
— Да.
Официантка ушла. Данилов поразился тому, как она ходит. С одной стороны, вроде так неторопливо покачивает бедрами, а с другой — снует туда-сюда очень быстро. Загадка.
— Так вот. В один не так чтобы очень прекрасный день Елена сообщила мне, что выходит замуж за другого…
— Почему? — Эдик перестал есть.
— Потому что ее не устраивали наши отношения. Ты ешь… Она считала, что я должен сделать ей предложение, а я считал, что это ничего не изменит в наших отношениях. Не может изменить. Ну, сходим мы в загс, обменяемся там кольцами, а дальше что? Неужели это может добавить счастья?
— Традиции живучи, — вздохнул Эдик. — И женщины всегда хуже смотрят на гражданский брак, нежели мужчины.
— По-разному бывает… В общем — мы расстались.
— Ты страдал? — Эдик, кажется, позабыл о своих, недавно заявленных, принципах.
Взгляд его был полон сочувствия. Даже не сочувствия, а сострадания.
— Ты будешь хорошим врачом, — отметил Данилов. — Если не сопьешься раньше с нами.
— Я постараюсь, — серьезно пообещал Эдик. — Но ты не ответил на мой вопрос.
— Я очень страдал…
Данилов вспомнил ту хандру, накатившую на него перед самыми экзаменами, когда он чуть было не вылетел из института. Ни до чего не было ему дела, все валилось у него из рук — и учебники, и ложка, и бритва. Он отощал, зарос и еле-еле (и то, благодаря хорошему впечатлению, сложившемуся о студенте Владимире Данилове у преподавателей за время учебы) вытянул сессию на тройки.
Светлана Викторовна не знала, что и думать. Она волновалась, расспрашивала, строила предположения, но никак не могла догадаться, что виной всему та самая «наглая лимитчица», с которой дружил ее доверчивый сын.
Кульминацией стало приглашение «в гости», под видом школьной подруги, врача из наркологического диспансера. Затея окончилась крахом. Во-первых, Владимир знал всех подруг матери, а о тех, кого ему знать не довелось, много раз слышал — Светлана Викторовна любила на досуге предаться воспоминаниям, и поэтому появление доселе неведомой Миры Яковлевны насторожило Данилова. Во-вторых, Мира Яковлевна проявила чрезмерный интерес к делам сына «своей лучшей подруги» и просто засыпала его вопросами, с головой выдававшими ее профессиональный интерес.