Книга Практическая магия - Дебора Смит

Холодная сдержанность Квентина вновь подвергалась жестокому испытанию, но он столь же мягко ответил, как делал все эти годы:

– Если бы мог, я бы вернул скульптуру тебе.

Неожиданно по щекам Анджелы покатились слезы.

Она отвернулась, у нее затряслись плечи. С тех пор как еще почти подростком Квентин уехал из дома, она редко обращалась к нему за помощью, сочувствием и любовью. Квентин поискал бумажные носовые платки, не нашел, сорвал два крупных лепестка с розы в букете и протянул матери.

– Розы? – удивилась она, прижала бархатистые красные лепестки к щекам, потом шумно высморкалась.

Хаммер сел и, склонив голову набок, прислушался к странным звукам. Пес подобрался поближе к Анджеле, положил голову ей на колени, его крупные карие глаза с тревогой смотрели на нее. Квентин нашел Хаммера еще щенком в помойном контейнере и спас ему жизнь. За это пес был признателен всем Рикони.

– Лот сто пятьдесят восемь, продано! Продано за один и один, – прозвучал в их кабинке голос ведущего. Миллион долларов!

Квентин и Анджела молчали. Сумма явно выходила за грань понимания. Страшную иронию происходящего словами выразить было невозможно.

* * *

– Урсула, ты не позволяешь мужчине быть мужчиной. Ты слишком самодостаточна. Ты как небольшое предприятие, не заинтересованное в инвестициях извне, – сказал мне преподаватель, когда я училась в выпускном классе, на нашем с ним третьем и последнем свидании.

И он не ошибся. Я выросла с твердым намерении сводить концы с концами, не следуя извечной позиции Пауэллов и не довольствуясь ничем временным. Для меня не существует никаких полумер, хотя многие мои поступки определялись бедным детством в “Медвежьем Ручье”. Моя холодная уверенность в себе и сдержанность были всего лишь защитой. Я научилась этому, проводя дни и ночи в неистребимом запахе куриного помета.

Когда я училась в университете Эмори, то вкалывала по шестнадцать часов в день семь дней в неделю, чтобы купить крошечный старый книжный магазин в Атланте. Первые несколько лет после окончания университета я работала неполную неделю как ночной менеджер на консервной фабрике в южном пригороде, чтобы покрыть убытки от книготорговли. Я отчаянно хотела обезопасить себя, а не только заработать деньги. Я отпугивала мужчин, которые могли бы помочь мне: я бросала им вызов, побеждала и сбрасывала со своей персональной горы. Они убегали со всех ног.

– Симпатичные женщины обычно не хотят, чтобы их оставили в покое. Но ты поступаешь с точностью до наоборот, – заявил один мой бывший бойфренд, собирая вещи для поездки в Европу.

– Умные женщины всегда симпатичные, – ответила я тогда.

Мне нравилось считать себя женщиной классической, неким подобием древней статуи благородной римлянки. В тридцать два года во мне было почти шесть футов росту, длинные волосы цветом напоминали лесной орех, позолоченный лучами солнца, тело с крепкими костями сохраняло волнующие пропорции, лицо с квадратной челюстью украшали глубоко посаженные синие глаза в окружении коротких ресниц.

И наконец я нашла приятного, не пытавшегося довлеть, а скорее зависящего от меня, милого мужчину, чтобы проводить с ним время. Он работал исследователем в Центре контроля над заболеваниями. Блестящий ученый с логическим умом и невероятный чистюля. Я познакомилась с ним, когда сняла квартиру над гаражом рядом с его бунгало. Я продолжала жить там и отдавать ему квартплату после нескольких лет близости и нескольких отказов выйти за него замуж. Это не делало его счастливым, зато я была счастлива.

Я поклялась себе, что никогда не стану такой, как моя мать. Никогда не буду любить мужчину так сильно, чтобы позволить его мечтам убить меня. Поэтому я старалась держаться на расстоянии от людей и воспоминаний, причинявших или способных причинить мне боль. Особенно от отца. Во всяком случае, я сказала себе, что должна находиться от него подальше.

Мне нравилось думать, что я счастлива и права.

Но я ошибалась.

Мероприятие под лозунгом “Сохраним магазины на Персиковой улице”, организованное мною, проходило в превосходный для публичного протеста день. Солнце ярко сияло на синем небе. Температура поднялась выше обычного для нашей промозглой южной зимы. Я несла транспарант в толпе людей, сияя уверенной командирской улыбкой. Черные шелковые брюки, черный свитер и коричневый шерстяной блейзер придавали мне сходство с высокой, крепкой и элегантной классной дамой, строгой и во всем абсолютно правильной. Волосы я заплела в тугую французскую косу. Люди с жадностью внимали мне и делали то, что я им велела. Я подняла повыше плакат с надписью “Сохраним Персиковую улицу!” и выпустила вперед детей с серебряными перьями из местного литературного кружка.

– Читай, учись, расти! – проскандировали они.

Обычно спокойные, обсаженные деревьями двухполосные улицы, ведущие к Персиковой, задыхались от машин и людей. Я наняла пару свободных от работы офицеров полиции, чтобы они направляли автомобилистов в объезд. Толпа разделилась на группы и рассеялась по небольшому парку. Кто-то разложил припасы для пикника на мягкой траве, кто-то танцевал в золотых солнечных лучах под звуки оркестра из модного ночного клуба их квартала Бакхед. Музыканты не взяли за свои услуги ни гроша. Они наигрывали сентиментальные баллады, старые свинги и мелодии сороковых годов.

Я мрачно напевала себе под нос “Незабываемое” Нэта Кинга Коула. Жизнь должна состоять из жизненно необходимых вещей, вечных ценностей, идей и свершений, которые выдержали бы любое испытание. Отыскав себе пристанище в этом старом квартале с собственным ярко выраженным характером, я теперь боролась за то, чтобы сохранить маленькие, древние кирпичные магазинчики, до сих пор избегавшие встречи с бульдозером.

– Вы не хотите подписаться? Прошу вас! Да благословит вас бог. Благодарю вас от всего сердца.

Когда я повторяла эти слова как заклинание красавицы из южных штатов, никто не мог меня остановить. Я умела быть и вежливой, и устрашающей. Этот стиль я переняла у бывшей владелицы моего магазина, знаменитой Эдит Эллис, происходившей из богатой семьи, где благородство манер передавалось из поколения в поколение.

На стоянке расположились две дюжины писателей, подписывавших свои книги, сидя за длинными столами. Я намеренно поставила столы именно там, чтобы привлечь внимание к стоящему в центре стоянки старому персиковому дереву. Несколько сотен поклонников выстроились в очереди и терпеливо ждали, чтобы получить желанный автограф. На самом видном месте я разместила плакат “Я уйду первой, если вы не поможете”. Казалось, я забыла, что такое стыд.

Я двигалась вдоль череды книголюбов, упрашивая их поставить подпись под моей петицией, когда услышала нежный вежливый голос:

– Прошу вас, не берите печенье… Может быть, вы наконец подпишете петицию?

Я обернулась как раз вовремя и увидела хорошо одетую женщину, которая, покачав головой, взяла еще одно имбирное печенье из корзинки Гарриет Дэвис.