Книга Волшебство лета - Эмили Джордж

Она вздохнула, скрестила руки на груди и отрешенно уставилась на море. Поздно. Она в ловушке.

Глэдис не сразу узнала возвратившегося Мартина. Неужели этот морской волк в синих джинсах, в белой футболке и кроссовках — ее элегантный красавец муж? И зачем переодеваться? Сейчас, конечно, жарко, но, как только шлюпка выйдет в море, непременно станет прохладнее!

Но Мартин переоделся отнюдь не из-за жары. Каждому капитану нужна команда, и миллионеру предстояло перевоплотиться в матроса. Впрочем, в матроса ли? Спустя секунду Глэдис осознала, что капитан судна не Олаф, а Мартин, и не номинально, а фактически. Мужчины работали согласно и весело, однако с первого взгляда ясно было, кто из них главный.

Фагерст играючи вывел шлюпку через узкий пролив в открытое море. Странно, но становилось все жарче. Мартин стянул футболку и отшвырнул ее в сторону.

Глэдис затаила дыхание. Она уже видела Мартина обнаженным в ту роковую ночь, но выбросила из памяти запретный образ. И вот эта мужественная красота снова бросает ей вызов. Средоточие стихийной силы, незнакомец, за которого она вышла замуж, сильный, властный, гордый…

Ветер усилился, и прическа, тщательно восстановленная по дороге из аэропорта, снова рассыпалась, невзирая на заколки. Глэдис подняла руку, чтобы справиться с непослушными прядями, и тут рядом возник ее муж.

— С тобой все в порядке?

Она кивнула. Мартин стоял совсем близко, она ощущала пряный запах пота. Он положил руку ей на плечо.

— Если тебе станет дурно, ты ведь мне скажешь, правда?

— Мартин, перестань! Со мной ничего не случится. Тошнота прошла, и ты сам знаешь, что доктор Карлтон подтвердила: я абсолютно здорова.

— Доктор Карлтон дала мне адрес врача в Стокгольме, — сообщил Мартин, радуясь изумлению жены. — Я сказал ей, куда тебя везу, и она одобрила.

В противном случае он бы отменил путешествие. Однако здесь, на море, где дует ветер, где волны плещут о борт, Глэдис вдруг снова показалась ему эфемерной и хрупкой.

— Ты давай иди, — отозвалась она, против воли улыбаясь краем губ. — Веди свой парусник. За мной присматривать не надо.

Он улыбнулся в ответ, наклонился к самому уху жены, и теплое дыхание защекотало ей щеку.

— Ты заблуждаешься, прекраснейшая, — шепнул он. — С тебя нельзя спускать глаз. Ведь твоя красота услаждает душу…

Глэдис откинула голову, а Мартин обнял ее рукой за шею, привлек к себе и поцеловал в губы.

— Оставь волосы распущенными — для меня, — попросил он, поцеловал жену еще раз и размашисто зашагал к штурвалу.

Глэдис постояла немного, унимая биение сердца, затем подняла голову и увидела, что Мартин по-прежнему смотрит на нее не отрываясь. Так, должно быть, чувствует себя цветок, когда туго сжатые лепестки раскрываются под лучами солнца, завороженно подумала она. Слова мужа эхом звучали в мозгу. «Оставь волосы распущенными», — попросил он, как в ту ночь, когда они познали любовь…

Но ведь ночь любви осталась в далеком прошлом!

Глэдис решительно выпрямилась и вызывающе принялась поправлять прическу. Но налетевший порыв ветра вырвал заколки у нее из рук и унес их в море…

10

Спустя час впереди показался остров.

— Стервик, — пояснил Мартин.

По тону его голоса Глэдис поняла: туда-то они и плывут. Теперь только быстро сужающаяся полоска синей воды отделяла «Анну» от крохотной гавани в форме полумесяца. Вместо царственных яхт у причала покачивались приземистые рыболовецкие лодки: Глэдис насчитала их с полдюжины. Небольшие побеленные домики с красными черепичными крышами притулились в тени опаленного солнцем утеса. В лазурном небе кружились чайки, их резкие крики разносились над морем.

У причала поджидал насквозь проржавевший автофургончик, усатый старик водитель напоминал древний кряжистый дуб.

Мартин обменялся с ним рукопожатиями, и Глэдис подметила: прежде чем разнять руки, мужчины долго смотрели друг другу в глаза.

Старик обернулся к молодой женщине и снял шляпу. Улыбнулся, кивнул и сказал что-то Мартину.

— Якоб говорит, что рад тебя видеть.

— Скажи Якобу, что и я ему рада.

— Он говорит, что ты прекраснее морской богини и что мне очень повезло с женой.

— Я благодарю за очаровательный комплимент. И еще скажи ему, что ты вовсе не избранник судьбы, а расчетливый тиран, который навязал мне брак при помощи шантажа и угроз.

Мартин рассмеялся.

— Этим Якоба не проймешь. Он еще помнит старые добрые времена, когда мужчина не просил, а требовал.

Старик наклонился к Мартину и прошептал что-то. Оба прыснули.

Глэдис растерянно переводила взгляд с одного на другого.

— А теперь что он сказал?

— Сказал, что у тебя холодный взгляд.

— Тогда с какой стати вы мерзко хихикаете?

— Якоб говорит, что в его деревне есть пословица: женщина, холодная днем, ночью пышет жаром.

Глэдис густо покраснела.

— Просто удивительно, какие глупости болтают в деревнях!

— Так ли, моя нежная женушка?

Но тут снова заговорил Якоб, и Глэдис возвела глаза к небу.

— А теперь что?

— Ему кажется, что в глазах твоих не только холод, — тихо произнес он. — Он говорит, ты выглядишь подавленной и несчастной.

— Какой умница этот Якоб!

— Он говорит, что мой долг — сделать тебя счастливой.

— Ты сказал ему, что лучший способ меня осчастливить — это оставить в покое?

Мартин сделал шаг, предостерегающе улыбнулся, и, не успела молодая женщина отстраниться, как их губы слились.

— Целовать меня, чтобы произвести впечатление на старика — что за глупость! — бросила Глэдис, переводя дух.

Голос ее звучал ровно, а учащенный пульс — лишь следствие усталости и жары, уверяла себя она. В ответ Мартин снова поцеловал ее, ласково и нежно, как на злополучной свадьбе, когда невеста попыталась сказать «нет».

— Я целую тебя потому, что мне так хочется, — очень тихо пояснил он, а затем отошел в сторону и принялся помогать Якобу с погрузкой багажа. А Глэдис все стояла на месте, стараясь унять неистовое биение сердца.

Узкая накатанная дорога вилась среди утесов, через дубовые рощи, сосняки, между выступами серых скал. Позади остались уютные домики. По мере того как путешественники поднимались выше, жилые постройки встречались все реже и со временем исчезли совсем, если не считать одной пастушьей хижины.

Дорога сузилась, казалось, что она так и оборвется среди облаков. И тут впереди возник дом. Сложенный из белого камня и крытый красной черепицей, он возвышался на каменистом мысу, что выдавался далеко в море.