Книга Серебристый луч надежды - Мэтью Квик

— Духовка! — восклицаю я. — Как можно додуматься до того, чтобы засунуть голову в духовку?!

Я чувствую невероятное облегчение и вдруг осознаю, что где-то в середине своей тирады расплакался. Закончив говорить, прячу лицо: Клифф, конечно, мой психотерапевт, но он ведь тоже мужчина, и к тому же фанат «Иглз», и, может, даже друг.

Закрыв лицо ладонями, я всхлипываю.

Несколько минут в комнате, разрисованной облаками, стоит тишина, наконец Клифф подает голос:

— Я ненавижу болельщиков «Джайентс». Надутые индюки, только и разговоров что о Лоуренсе Тейлоре, а кто он такой? Всего лишь грязный наркоман. Да, два Суперкубка, двадцать пятый и двадцать шестой, но это ж сколько времени уже прошло, больше пятнадцати лет! А мы за Суперкубок боролись всего два года назад. Ну и что, что проиграли!

Ушам своим поверить не могу.

Я был уверен, что Клифф отчитает меня за расправу над фанатом «Джайентс» и пригрозит вернуть в психушку, и мне совершенно непонятно, с чего это он вдруг заговорил о Лоуренсе Тейлоре. Я опускаю руки и вижу, что Клифф встал, хотя и стоя доктор едва ли выше сидящего меня — такой он низенький. Еще я невольно думаю, что он вроде упомянул про участие «Иглз» в матче за Суперкубок, — если это так, я могу сильно расстроиться, потому что совершенно ничего об этом не помню, поэтому стараюсь выкинуть его слова из головы.

— Разве ты не испытываешь отвращения к фанатам «Джайентс»? — обращается ко мне Клифф. — Ты же их просто терпеть не можешь. Давай, скажи правду.

— Ну да, терпеть не могу. И отец с братом тоже.

— Зачем этот мужик вообще надел футболку «Джайентс» на домашнюю игру «Иглз»?

— Не знаю.

— Неужели он не понимал, что его поднимут на смех?

Я теряюсь с ответом.

— Каждый год я смотрю на этих тупых фанатов «Далласа», и «Джайентс», и «Редскинс», и каждый год они приезжают к нам, вырядившись в цвета своих команд, и каждый год получают по морде от пьяных фанатов «Иглз». Когда они наконец научатся?

Я настолько потрясен, что не могу говорить.

— Ты защищал не только своего брата, ты защищал свою команду! Верно?

До меня не сразу доходит, что я киваю.

Клифф садится, тянет за рычаг, поднимая подножку, а я таращусь на изношенные подошвы его дешевых туфель.

— Когда я сижу в этом кресле — я твой психотерапевт. А когда я не в кресле, я такой же болельщик «Иглз», как и ты. Понятно?

Снова киваю.

— Насилие — отнюдь не самое приемлемое решение. Не обязательно было лупить того фаната.

— Я и правда не хотел его бить, — соглашаюсь я.

— Однако все-таки ударил.

Опускаю глаза на свои руки. Пальцы дрожат.

— Какие варианты у тебя были? — спрашивает он.

— Варианты?

— Что еще ты мог сделать, не прибегая к силе?

— Просто не было времени подумать. Он толкнул меня и брата сшиб с ног…

— А что, если бы на его месте был Кенни Джи?

Закрываю глаза, принимаюсь тихонько гудеть, мысленно считаю до десяти, очищая разум.

— Гудишь? Правильно. Почему бы не делать то же самое, когда понимаешь, что готов кого-то ударить? Где ты научился этому приему?

Я немного зол на Клиффа за упоминание Кенни Джи: по-моему, это просто подло с его стороны, тем более что он в курсе: мистер Джи — мой самый заклятый враг. Однако напоминаю себе, что Клифф не ругал меня, когда я выложил всю правду; за это я должен быть ему благодарен.

— Всякий раз, когда я обижал Никки, она вот так гудела. Научилась на занятиях йогой. И всякий раз это меня заставало врасплох и ужасно сбивало с толку: странно же сидеть рядом с человеком, который гудит на одной ноте с закрытыми глазами. А Никки могла гудеть очень долго. Я чувствовал огромное облегчение, когда она наконец замолкала, и даже внимательнее относился к ее жалобам, и вообще становился более чутким — я только недавно понял, как это важно.

— И поэтому ты гудишь всякий раз, когда кто-то упоминает Кенни…

Закрываю глаза, принимаюсь тихонько гудеть и мысленно считаю до десяти, очищая разум.

Клифф дожидается, пока я умолкну, а потом продолжает:

— Это позволяет тебе весьма своеобразно выразить свое неудовольствие, обезоруживая окружающих. Очень интересная тактика. Почему бы не применить ее к другим сферам твоей жизни? Что, если бы ты закрыл глаза и начал гудеть, когда тебя толкнул фанат «Джайентс»?

Такое мне даже в голову не приходило.

— Как думаешь, продолжал бы он тебя задирать, если бы ты закрыл глаза и принялся гудеть?

Наверное, нет, думаю я. Здоровяк, скорее всего, решил бы, что я ненормальный, — именно так я подумал о Никки, когда она испробовала на мне этот прием в первый раз.

Прочитав по лицу мои мысли, Клифф улыбается и кивает.

Мы немного обсуждаем Тиффани. Клифф считает, что Тиффани, похоже, влюблена в меня и, вероятно, ревнует к Никки, хотя, по-моему, это полная ерунда, ведь Тиффани даже не разговаривает со мной и всегда держится очень холодно. К тому же она такая красивая — в отличие от меня.

— Да она просто тронутая, — говорю.

— Разве они не все такие? — парирует Клифф, и мы смеемся, потому что в женщинах иногда и впрямь нелегко разобраться.

— А что скажете про мой сон? Тот, что с Никки в футболке «Джайентс»? Что он, по-вашему, означает?

— А ты сам как бы его истолковал? — вопросом на вопрос отвечает Клифф, я пожимаю плечами, и он меняет тему.

Клифф соглашается, что роман Сильвии Плат наводит тоску, и рассказывает, что его дочь как раз недавно домучила «Под стеклянным колпаком» в рамках курса американской литературы, который она выбрала в своей школе.

— И вы не пожаловались директору? — спрашиваю я.

— На что?

— На то, что вашу дочь заставляют читать такие депрессивные книжки.

— Конечно нет. С чего вдруг?

— Но ведь этот роман учит детей смотреть на мир пессимистически. Никакой надежды в конце, никаких тебе серебряных ободков. Подростков надо учить тому, что…

— Жизнь — штука сложная, Пэт, и полезно рассказывать детям, как тяжело приходится некоторым.

— Зачем?

— Чтобы они имели сострадание к другим. Чтобы понимали: все люди разные, одним живется легче, другим труднее. В зависимости от того, какие химические реакции бурлят в твоем мозгу, опыт, получаемый на жизненном пути, может разительно отличаться.

Такое объяснение не приходило мне в голову — что чтение книг, подобных роману Сильвии Плат, дает другим возможность лучше осознать, каково это — быть Эстер Гринвуд. И становится ясно, что я очень сопереживаю Эстер. Если бы мы были знакомы, я бы непременно попытался помочь ей просто потому, что достаточно хорошо знаком с ее мыслями и способен понять, что она не просто помешанная — она страдает от жестокости мира, да еще и в депрессии пребывает из-за того, что у нее в мозгу происходят какие-то неуправляемые химические реакции.