Книга Хдеб насущный - Эван Хантер

Поскольку единственным источником света в фотолаборатории была красная лампочка, висевшая над стойкой, они перенесли все шесть ящиков в спальню, включили верхний светильник и сидели среди ящиков и между ними, как дети, роющиеся в старой мебели и одежде на чердаке старого дома в дождливый день. Снаружи шум улицы стал стихать — это был обеденный час в Даймондбэке.

Чарли Хэррод был очень занятым человеком.

Как и Элизабет Бенджамин.

Отчасти занятость Хэррода была связана с приёмом наркотиков. Если заключение судмедэксперта и оставляло какие-то сомнения в том, был ли Чарли наркоманом, то все они исчезли, когда детективы изучили содержимое первого ящика. В пустой коробке из-под сигар в этом ящике они нашли шприц для подкожных инъекций, чайную ложку с почерневшим дном и погнутой ручкой, и полдюжины спичек. В корпусе двухэлементного фонарика они нашли три стеклянных пакетика с белым порошкообразным веществом, которое приняли за героин. Во второй пустой коробке из-под сигар в том же ящике, которая, предположительно, хранилась как страховка на случай тяжёлых времен, они нашли булавку, пипетку и покрытую копотью крышку от бутылки, вставленную в петлю из медной проволоки. Крышка от бутылки служила импровизированной ложкой, которую использовали для нагревания и растворения героина в воде; булавка служила для прокалывания вены; пипетка служила для введения наркотика в кровь — очень примитивно, но очень эффективно, если обезьяна была у вас на спине, шприц сломался, а кухонная утварь закончилась.

Дальше в ящике обнаружилась коллекция книг, брошюр, журнальных и газетных вырезок, посвящённых наркотикам и наркомании, в том числе перепечатанные из ежемесячного полицейского журнала, на который подписывалось большинство копов в городе. В отдельной папке из манильской бумаги (относительно недорогой тип бумаги, который обычно изготавливается менее очищенным способом наполовину отбелённых древесных волокон — примечание переводчика) лежала папка с газетными вырезками о конфискации крупных партий героина, арестах толкачей, полицейских акциях против наркотрафика и, похоже, ксерокопия страницы из учебника по токсикологии с описанием симптомов отравления алкалоидами и их противоядий. В первом ящике не было ничего, что указывало бы на то, что Хэррод занимался торговлей.

Заначка героина была мизерной — столько, сколько наркоман обычно держит под рукой, чтобы избежать дефицита. Хотя закон в этом городе гласил, что хранение более двух унций героина создает опровержимую презумпцию намерения продать, никто из детективов не считал, что в фонарике Хэррода спрятано достаточно наркоты, чтобы поддержать такое утверждение.

Остальные пять ящиков были забиты папками из манильской бумаги, снабжёнными ярлыками и каталогами в алфавитном порядке. По тому, как была промаркирована каждая из отдельных папок, можно было предположить, что вкусы покойного Чарли Хэррода простирались до литературных, театральных, мифологических, исторических, лингвистических, учебных и религиозных тем. На белых этикетках, приклеенных к закладкам папок, можно было найти такие разнообразные названия, как «Белоснежка и семь гномов», «Лесси», «Троянские войны», «Забота о младенцах и детях», «Золотое руно», «Тарзан. Приёмыш обезьяны», «Радости идиша», «История зоопарка», «Самоучитель Берлица — французский язык», «Война и мир», «Взлёт и падение Третьего рейха» и даже Святая Библия. Однако беглый взгляд на содержимое папок показал, что названия означают в действительности, и, кроме того, что Чарли Хэррод обладал извращённым чувством юмора — папки содержали фотографии.

Некоторые из фотографий были явно недавними и, вероятно, сделаны самим Чарли в его собственной квартире — в основном в спальне, а также в гостиной, на кухне и (в одной примечательной серии) на пожарной лестнице снаружи. Некоторые фотографии представляли собой увеличенные отпечатки снимков, сделанных несколько десятилетий назад, — костюмы определяли разные эпохи, а заметные трещины, разрывы и следы выцветания указывали на источник, отличный от камеры самого Чарли.

Все фотографии были порнографическими.

На них были изображены все мыслимые половые акты, когда-либо совершённые, придуманные или воображаемые людьми и животными любого возраста, цвета кожи, волос и убеждений в дуэтах, трио, квартетах, квинтетах, секстетах (разумеется), группами, толпами, племенами или (как показалось на одном из снимков) целыми народами — с применением или без применения средств ограничения, механических приспособлений, инструментов, установок, орудий пыток или благодеяний духовенства. Поскольку все фотографии были помечены ценниками, можно было предположить, что Чарли был не просто случайным коллекционером. Более того, можно было предположить, что дорогая одежда и автомобиль Чарли были прямым следствием его склонности к фотографии. Важной частью его деятельности (или бизнеса, если хотите) была торговля порнографией. Элизабет Бенджамин тоже не лгала, когда заявляла, что не является проституткой. Элизабет Бенджамин была моделью для фотографа. По крайней мере две трети фотографий в галерее Чарли изображали Элизабет в качестве исполнительницы в различных ролях. Её репертуар, по-видимому, был неограниченным, её позы были беззастенчивыми и вызывающими, а её опыт в качестве звезды подобных фотографий очевиден.

Так что час обеда прошёл приятно, и в городе наступил закат, когда Киссман, Бойд и Хоуз провели тихую интерлюдию, просматривая грязные фотографии, каждый из них, наконец, узнал, каково это быть членом цензурного совета, члены которого на службе общества вынуждены читать всевозможные грязные книги, и наконец, определять, какие из них являются слишком мерзкими, чтобы позволить им находиться на полках публичной библиотеки.

Этот опыт был очищающим.

Стив Карелла начинал чувствовать себя бухгалтером.

Сейчас было без двадцати минут восемь, а Олли Уикс прибыл в отдел почти два часа назад, имея при себе довольно много информации о фирме «Даймондбэк девелопмент», которой руководили два джентльмена по имени Робинсон Уорти и Альфред Аллен Чейз. Олли, судя по всему, основательно покопался в их делах с тех пор, как оставил Уорти и Чейза с обещанием разобраться в деятельности их компании, и до того момента, как позвонил Хоузу и сказал: «Я выяснил кое-что о наших друзьях Уорти и Чейзе», — эдакий мейоз (редукционное деление — примечание переводчика), если таковой вообще мог быть. На самом деле, Олли проделал отличную и причудливую работу ногами за те несколько часов, пока большинство офисов не закрылись до следующего дня, и это доказывает, что толстяки лёгкие на подъём и, кроме того, хорошие танцоры.

Разумеется, он вёл дело по правилам, а правила предписывали выполнять определённые действия при расследовании подозрительных деловых операций. Олли сделал всё это, и теперь ему не терпелось доказать Хоузу (или Карелле, как его замещающему), что он не был слишком поспешен в своих суждениях о людях, управлявших «Даймондбэк девелопмент». Он знал Кареллу по делу, над которым они совместно работали около пяти лет назад, и тогда Карелла приструнил Олли за его своеобразную идиосинкразию — называть восьмидесяти шестилетнюю пуэрториканскую матриархальную бабушку двенадцати детей и гордую родительницу сына, который в то время баллотировался в городской совет, «этой дряхлой колючей дрянью». Олли обиделся на то, что