Книга Жила-была Вера. Истории о силе духа, любящих сердцах и билете на счастье - Людмила Лаврова

подготовлю мальчика.

– А… Она не будет против?

– Нет… Теперь уже – нет. Она уехала.

– Куда?

– В Германию. Она вышла замуж. Но мальчик там не нужен. И потому она оставила его у меня, – голос бывшей тещи изменился, и Малевич чуть не сломал телефон, стиснув его с такой силой, что тот затрещал. – Приезжай! Павлику нужен папа…

И Малевич помчится. Забыв запереть дверь и не увидев второпях, как Рыжий выскочил за ним на лестницу.

И душа Малевича снова задышит, забьется, приняв в объятия свою основу. И маленькие ладошки пройдутся по чуть колючим от трехдневной щетины щекам и Павлик засмеется:

– Щекотно!

И все, наконец, встанет на свои места. А для Малевича перестанет быть секретом, почему его бывшая жена так не хотела, чтобы он общался с ее матерью. Ведь в бабушке Павлика будет столько тепла и света, что их хватит на то, чтобы позволить бывшему зятю не только видеть внука. Эта женщина настоит на том, чтобы у мальчика снова появился отец.

– Заберешь его?

– А я справлюсь? Он такой маленький…

– Я помогу! Мы все сделаем правильно. Потихоньку, полегоньку, не спеша. Павлику нужна опора. А я на себя не надеюсь.

– Почему?

– Есть проблемы со здоровьем.

– А она не будет против?

– Нет. Она ждет ребенка. Ей уже не до мальчика.

– Как странно…

– Не рви мне душу, прошу! Она моя дочь, но принять ее путь я не могу! Как ни пыталась понять – не получается…

– Не берите на себя того, что не вами дано. Я же вижу, какая вы! И уверен, что со своей стороны давали ей все, что было необходимо.

– Так откуда все другое? Темнота эта, злость?

– А это уже приобретенное самостоятельно. Что мы пускаем в свои души по собственному желанию, перешагнув порог детства, то и растет в нас, наполняя их. Маленькие все хорошие. Ведь так?

– Наверное, ты прав… Как сделать так, чтобы Павлик пустил в свою душу только свет?

– Не знаю пока… Но очень постараюсь помочь ему! Мне ведь тоже помогли в свое время.

– Кто?

– Не поверите! Кот! Обычный рыжий кот, который пришел ко мне и остался жить. И лучше друга у меня не было…

Рыжий этих слов, конечно, не услышит. Но он будет терпеливо ждать Малевича, сидя на ступеньке у двери квартиры.

И пусть это займет много времени, но кот дождется.

И маленькие ладошки, которые пройдутся по его бокам, понравятся коту ничуть ни меньше, чем большие руки Малевича.

И начнется новая жизнь. Хлопотливая, иногда бестолковая, как скачущий за клубком котенок, что Рыжий иногда будет уставать от нее. В такие дни кот будет уходить в мастерскую, где на стенах уже не будет многих картин с его изображением, ведь большая часть из них будет продана после первой же выставки. И вырученных денег хватит, чтобы бабушка Павлика забыла о проблемах со зрением. Операция, которую ей сделают, позволит этой женщине больше не бояться, что она не увидит внука.

И только самая первая картина, маленькая, написанная на обрывке холста, займет почетное место в детской, над кроватью Павлика. И кот на этой картине, тощий и слегка ободранный, сидящий на краешке солнечной дорожки, будет совершенно не похож на солидного рыжего красавца, который займет свое место на подоконнике мастерской, привычно сдвинув лапой подставку с кистями.

От кота с картины у Рыжего останется только нахальный янтарный взгляд. И Малевич, входя в мастерскую, будет ловить его с неизменным вопросом:

– Что скажешь, Рыжий? Как у нас дела? Уверен? Вот и я так думаю!

Матрёнин дом

– Машка, ты где? Подь сюда! – Матрена поставила ведро на лавку и вытерла руки.

– Что, мамань?

– Дуй-ка к бабе Зине и попроси у нее соли. Скажи, я потом отдам.

– Сейчас! – Машка, прыгая на одной ноге, натянула второй валенок и уже в дверях оглянулась. – Мам, а ты лепешки печь будешь?

– Буду! Вот соль принесешь и буду. И покличь там Васятку со двора. Холодно. Если он с ребятами, то пусть сюда идут и в избе играются.

Машка кивнула и выскочила за дверь.

Матрена огляделась. Вроде все переделала. Еще полчаса и нужно идти. Председатель ждать не станет. Сегодня день тяжелый. В хранилище холодно, а картошка сама себя не переберет. Не забыть бы рукавицы…

– Мама! – Машка влетела в избу, забыв закрыть за собой дверь. – Там такое!

– Марья! Мороз на улице! Дверь прикрой!

– Потом! Мама, да послушай же!

– Ну, что ты кричишь? – Матрена шуровала в печи. Дети уже большие, сами поедят, но лучше поставить чугунки поближе. Как бы не перевернули.

– Там детей привезли!

– Каких детей? – Матрена оглянулась на дочку.

– Таких детей! Эвакуированных. У правления. Целых двое саней! Баба Зина сказала тебя покликать.

Матрена накинула платок и махнула рукой дочери.

– Не ходи со мной! Дождись брата! И не забудь козлят покормить.

– Не забуду!

Матрена бежала по переулку, тяжело переставляя ноги по снежному крошеву. Пропади пропадом эта зима! Ни конца ей, ни краю. Уже и потеплеть должно, а все никак. Матрена вздохнула, на ходу прикрывая рот концом платка. Где-то там еще Федор. И холодно ему, и не способно… Скорее бы уже закончилось это бесконечное горюшко… Сколько извещений принесли за последнюю неделю? Ой, много… Только Матрена, да еще Катя соседка, не получали. Особо страшно было, когда три дня назад бабе Зине принесли снова страшную эту бумажку. Больше носить не будут. Не на кого… Семь сынов и муж… Не должно быть так! Не может баба, родившая столько детей, оставаться одна как перст… Матрена поежилась, вспоминая, как взяла бумажку баба Зина. Никто из женщин даже не решился подойти к ней. С сухими глазами, прямая как струна, она стянула с головы черный платок, и простоволосая пошла по деревне. Страшно… Матрена снова порадовалась, что ее дети еще маленькие. Васятка едва в школу пошел, а Матвейчик еще совсем маленький, только-только два сравнялось. Рожала его Матрена уже без мужа. Младшего сына Федор пока не видал. Ничего! Вот справятся с этой заразой и вернутся домой мужики! Только поскорее бы…

Матрена выскочила к правлению и ахнула. Детишек казалось было гораздо больше, чем влезло бы в двое саней. Махонькие и постарше, они сидели на ступеньках правления или тихо стояли, прислонившись к бревенчатой стене. Никто из них не гомонил. Было очень тихо. Матрена присмотрелась и сердце у нее зашлось. Худущие какие! Аж страшно глянуть! Она окинула взглядом малышей, сидевших на ступеньках, и охнула. Пробежав последние