Книга Мы — можем! - Евгений Александрович Морозов

внутренность топки.

Суда горят слишком хорошо.

Тридцать лет тому назад случилась страшная беда. Дизель-электроход «Оленек», несущий юбилейную 25-ю антарктическую экспедицию, столкнулся с танкером «Генерал Шкодунович». Удар пришелся  в правый борт у миделя. Двойной борт из толстой стали, рассчитанный на арктические льды, был прорезан и смят, как корка пирога, от скулы до фальштрубы.

Дизель-электроход — это такая штука, где главные дизеля крутят генераторы, вырабатывая электрический ток.  От генераторов расползаются змеи кабелей. В кормовом отсеке они подсоединены к гребному электродвигателю. В двойном борту этого дизель-электрохода хранилось дизельное топливо. Вещь, как известно, специально предназначенная для горения. После тарана топливо хлынуло на коротко замкнутые тем же ударом кабели и вспыхнуло. Оно горело и текло, текло и горело. Горело в танках, на клочьях разорванных палуб, в выгородках МО и на воде. Пожар охватил всю среднюю часть судна.  Противостоять ему было нечем: вышли из строя все главные и вспомогательные механизмы, системы, электрооборудование.

За какие-то секунды большое современное судно, предназначенное для океанского плавания в суровых условиях, превратилось в беспомощную баржу. Экипаж был вынужден самым срочным образом покинуть судно. Трех моряков завернуло рваным железом в их каютах, как в консервных банках. Там они и сгорели в нестерпимом жару. И еще один моторист не успел выскочить из машинного отделения, мгновенно затопленного через пробоину, в которую мог въехать трамвай.

Когда спасатели подошли к АС, пожар полыхал вовсю. Горели бочки с авиационным бензином и керосином в первом твиндеке. Обугливались контейнера с полярным снаряжением во втором. Надстройка была скрыта ревущим пламенем. Огонь плясал под вертолетами и самолетами, раскрепленными на крышках грузовых люков. С пушечными выстрелами взрывались баллоны кислорода и ацетилена. Их раскаленные донца пролетали над головами спасателей и шипели, погружаясь в холодную воду Бельта.

Каждый год на учениях мы изображаем тушение пожара. На корме судна-имитатора в бочке горит ветошь и дымовая шашка. Спасатели бросаются на пожар, как лев на сдобную булочку. Вода под форштевнями отваливается пластами. На баке перебрасывается шутками звено разведки пожара в серебристой сбруе. На мостиках и марсах спасательных судов краснеют лафетные стволы, похожие на пушки времен первой мировой. Они могут подавать на приличное расстояние воду или пену.  Пену на учениях мы включаем буквально на момент. Дело в том, что она скверно пахнет и плохо отмывается. Да и запас пенообразователя хочется поберечь. Зато воды не жалеем.  Корреспонденты, участвующие в учениях, охотно снимают убедительные кадры торжества воды над огнем…

В боевых условиях симпатии меняются. Пена на пожаре обычно эффективнее воды. Поэтому, как только «Геракл» сблизился с АС, его стволы изрыгнули пахучую пену. И пошла работа.

АС дышало паром. Огонь не хотел отступать. Однако наши ребята тоже кое-что могут. И когда опустели двадцатитонные танки пенообразователя, на палубу АС уже можно было высаживаться.  Тут подоспел «Гермес». У него пенообразователя было на порядок меньше. Но других вариантов не было, и «Гермес» честно выложил все, что имел. Затем в ход пошла вода.

На АС воняло горелым — изоляцией и мясом. Этот запах беды нам запомнился надолго. Покоробившаяся надстройка мрачно дыбилась над палубой четырехэтажной громадой. Из некоторых иллюминаторов свисали языки оплавленных стекол. Остальные чернели пустыми глазницами. Разорванные баллоны, как распустившиеся бутоны железных цветов и детали обгоревшего крепления грузов валялись на палубе в угрюмом беспорядке.

Группа разведки еще откашливалась от горького дыма под баком, а ребята с «Гермеса» двумя стволами уже пошли загонять огонь в глубину коробки. За ними тянулись тугие кишки шлангов.

Из дыма вынырнула фигура, сорвала с потного лица намордник КИПа и оказалась Юрой Трифоновым.

— В трюме номер один вода!

— Привет, ребята!  — сказал Кузьмин, командовавший аварийной партией.

От сильного жара и быстрого охлаждения треснула бортовая обшивка в двух местах, и забортная вода затопила первый трюм.  Два затопленных отсека — это предел для судов данного типа. А тут еще недобитый пожар и пробоина во весь борт по высоте.  Между тем прогноз погоды оставлял желать лучшего. До родных берегов было не близко. В этом безвыходном положении нам оставалось только победить.

Последним героическим усилием забили огонь. Водолазы заделали трещины в трюме номер один. Оттуда отхватили водичку. Взяли беднягу под уздцы и помаленьку двинулись восвояси.

У огня есть еще одно скверное свойство. Что-то от Змея-Горыныча с его регенерирующимися головами. Вот он весь погашен, залит. Вроде бы все.  Ан нет!

Через час, через день, внимательный глаз обнаружит где-то увеличение выхода дыма, а там и пламя покажется. Даже с побежденным пожаром нельзя быть беспечным.

Трижды за три дня аварийная партия выходила на ликвидацию вторичных очагов пожара. Приходилось ломом отжимать заклиненные двери, водить стволом в тесных и темных загашниках этого погорелища, дышать золой и паром.

Как всегда победила настойчивость. АС перестало гореть.

Еще через неделю «Геракл» в сопровождении «Гермеса» привел погорельца в порт, откуда не так давно и так торжественно его провожали в дальний путь. Всю эту неделю на мертвом судне аварийная партия Кузьмина питалась подогретыми консервами, следила за буксирным концом, водой и огнем. Помыться было негде и нечем. Над палубой свистел неуютный ноябрьский шторм. Подвахтенные спали в румпельном отделении на матрасах , переброшенных с «Геракла». На пепелище нашлось несколько бутылок спиртного, которое помогло сохранить здоровье. Но лучше бы мы их не трогали. Нам потом вспомнили их в строку.

В родном порту судно ожидали работники института, отправившего экспедицию. В первую очередь они бросились смотреть, уцелели ли уникальные приборы  для наблюдения за силой земного притяжения, сделанные по особому заказу в Японии.

Приборы уцелели. Более того, при внимательном осмотре оказалось, что, несмотря на плачевное состояние судна, спасено более 80 % грузов экспедиции. Из особо ценного сгорело несколько контейнеров с полярным снаряжением и коробка с самолетными крыльями. Сами аппараты уцелели, лишь у вертолетов слегка подгорели хвосты.

И все же бурное ликование постепенно сменялось недовольством. Как ни странно, это недовольство разделяли сизоносые представители нашего московского начальства. Мы узнали, что и пожар тушили не так, и