Книга Счастливый удар - Ханна Коуэн

я наклоняюсь вперед и прищуриваюсь.

– Будь честным со мной, Джейкоб. Скажи, что ты с моей сестрой не из-за того, чтобы стать поближе к будущему игроку НХЛ. Связи определенно помогут тебе в перспективе, верно? Ты планируешь выйти на драфт когда-нибудь?

Он заметно сглатывает.

– Черт, нет! Я серьезно отношусь к Грейси. Клянусь.

– Ты планируешь выходить на драфт? – снова спрашиваю я.

– Да. Я надеялся.

Мой телефон вибрирует, пока я говорю:

– Похоже, ты довольно сильно нравишься моей сестре, так что я не стану вышвыривать твою задницу вон, не предоставив шанса доказать, кто ты есть на самом деле. Но если я узнаю, что ты играешь с чувствами моей сестры, я засуну клюшку…

В комнату входит мама, и я проглатываю окончание своей угрозы. Мама дважды обводит взглядом картину перед собой и, заметив, как побледнел Джейкоб, поворачивается ко мне с осуждающим выражением лица. Я отрицательно качаю головой, и она с напряженным выдохом отпускает ситуацию.

Заметив маму, Джейкоб вскакивает с места и обходит диван, чтобы встать перед ней. Протянув руку, он представляется:

– Приятно с вами познакомиться, миссис Хаттон. Я Джейкоб.

Она с широкой улыбкой притягивает его в объятия. Я посмеиваюсь про себя, когда он расслабляется в ее хватке.

– Мы любим обниматься. И, пожалуйста, зови меня Энн.

Я выбираю эту минуту, чтобы выхватить телефон и прочитать сообщение Авы, улыбаясь как дурак.

Ава: «Ого. Хочешь награду?»

Я: «Было бы здорово, вообще-то. Хорошо бы смотрелась рядом с остальными».

Ава: «Это ты так хвастаешься? Мне надо впечатлиться?»

Я: «Как посмотреть».

Ава: «На что?»

Я: «Ты впечатлилась?»

Три точки появляются и пропадают, и, когда минуту спустя ее ответ так и не приходит, я сую телефон обратно и пытаюсь прогнать короткую боль от отказа.

Вернувшись к происходящему вокруг, я замечаю, что Грейси стоит, на мой взгляд, слишком близко к Джейкобу, вцепившись в его руку. Однако мама просто смотрит на них с сердечками в глазах. Романтик в ней разыгрался на полную.

Я уже готов улизнуть к себе в комнату, когда мой телефон вибрирует. Мой пульс преступно сбивается с ритма, когда я читаю сообщение.

Ава: «Кажется, я всегда впечатляюсь тобой».

Глава 16

Ава

Иногда я задумывалась, каково было бы знать своих биологических родителей. Любила бы я их только потому, что у нас общая ДНК? Это автоматическая реакция или такую любовь надо заслужить?

Они когда-нибудь любили меня так, как мне хотелось?

Теперь я знаю ответы на эти вопросы. Спустя девятнадцать лет с момента, как меня бросили родители, боль от тоски переродилась в ненависть к этим двум трусам.

Я помню, как проводила бесконечные часы – даже дни – в одном из семейных детдомов, глядя на счастливые семьи, с пронзительным, берущим за душу смехом игравшие на ярко-желтой детской площадке через улицу. Я не помню, что это был за дом, – я потеряла счет где-то на десятом, – но так и не смогла забыть яркий оттенок желтой краски, которая покрывала чертову площадку.

Каждый ребенок лизал идеально заполненный рожок, пока его качали на колченогих, стареньких качелях, вызывая бурную агонию, которую я мечтала отключить. Я хотела, чтобы все мучительные, разрывающие сердце эмоции исчезли. Я хотела онеметь, стать всего лишь пустой оболочкой. Мне хотелось, чтобы что угодно, кто угодно остановил боль. Но ничего не приходило. Никто не приходил.

Я сидела в своей импровизированной спальне и с тоской смотрела в окно, день за днем, ночь за ночью. Я наслаждалась своим одиночеством и в то же время молилась, чтобы каким-то чудом моя мама осознала, что я важнее, чем ощущение кайфа, а отец внезапно захотел остаться, чтобы заботиться обо мне, зная, что мама не может. Но этот день так и не настал.

Когда миссис Тейлор, мой соцработник, посадила меня за длинный, потрескавшийся обеденный стол в переполненном семейном детдоме и рассказала про Лили и Дерека, я рассмеялась впервые за много месяцев. Я помню, как сказала ей не слишком-то надеяться. Что через пару лет мне исполнится восемнадцать, и тогда я сама смогу заботиться о себе. Но несмотря на все, я начала доверять ей, так что согласилась встретиться с ними. И слава богу.

Лили и Дерек ближе всего к биологическим родителям – к настоящей семье, – о которых я могла бы просить. В ту минуту, когда я вошла в двери их большого дома, меня встретил аромат цветов, арахисового масла и печенья с кусочками шоколада, которое Лили пекла на их профессиональной кухне.

Мне грустно вспоминать, как потрясли и ошарашили меня обычные, уютные запахи. Но после многих лет несвежей одежды и подгоревшей еды мое удивление было вполне понятным.

Сын Лили, Бен, очень серьезно отнесся к обязанностям старшего брата и в первую же секунду встретил меня как младшую сестру. Он защищал меня от всех и всего, пока не уехал учиться в университет за год до меня.

Лили и Дерек предпочитают не затрагивать тему моих биологических родителей, держа ее под замком. Они знают, что для меня это все еще больная тема. Вероятно, поэтому для меня стало полной неожиданностью, когда Лили позвонила сказать, что прошлым вечером к ним явилась моя биологическая мать.

Я держу телефон возле уха, но слышу только помехи. По жилам струится гнев и баламутит воспоминания, о которых я никогда больше не хотела думать. Насмешки, следы слез и опухшие глаза, которые я прятала каждое утро. Я никогда не могла избавиться от чувства, что от меня отказались.

Я знаю, что Лили говорит, но ее слова заглушаются, как будто моя голова под водой, а она зовет меня.

Закрыв глаза, я поворачиваюсь на бок и утыкаюсь лицом в подушку, прежде чем выдохнуть. Комфорт кровати не дает стенам сомкнуться полностью.

Наконец мягкие слова Лили пробиваются сквозь туман.

– Поговори со мной, детка. Не отталкивай.

– Что она хотела? – шепчу я.

– Твой номер телефона. Она хотела знать, где тебя найти.

В груди становится тесно.

– Ты ничего ей не сказала.

– Да, солнышко. Не сказала. Я не вправе вмешиваться. Она даже не должна была знать, где нас найти. Эти записи должны быть засекречены.

– Я не хочу иметь никаких дел с этой женщиной.

Ребекка – больше не безымянная женщина, чья кровь течет в моих жилах, – всего лишь человек, носивший меня девять месяцев. Она никогда не будет в моих глазах чем-то большим, чем суррогатной матерью.

– И тебе никогда не придется. Я выясню, как она узнала про нас. Я тебе обещаю.