Книга Грешники и святые - Эмилия Остен

— Вы! — отец Реми поднялся и пошел ко мне через лужайку, сверкая глазами в прорезях маски — сегодня не докторской, а обычной, матерчатой, подойдя, первым делом протянул руки — я едва не отшатнулась от его резкого движения — и набросил мне на голову упавший капюшон. — Что вы здесь делаете, Маргарита? — прошипел он.

— Приехала убедиться, что вас не убили! — прошипела я в ответ, пытаясь успокоить дыхание. — Ведь это все из-за меня! Пока ехала, представляла ваш хладный труп на травке. А оказывается, из-за меня не дуэль, а пирушка!

— Вы предпочли бы дуэль? — хмыкнул отец Реми, провел пальцем по моей щеке, убирая прядь. — Не думал, что вы так впечатлительны.

Я молчала. Конечно, это выглядело глупо. Как ему объяснить? Слова, как ни странно, отыскались.

— Я живу в соответствии с моими принципами, тщательно взлелеянными велениями разума и сердца, и делаю то, что правильно. Правильным было поехать за вами. Впечатлительность тут ни при чем.

— Это вы так думаете, — сказал отец Реми и подал мне руку. — Ну, идемте уж, раз явились.

Он повел меня к своим поднявшимся с земли противникам, которые раскланялись, приложились к ручке и пробормотали, как рады. Я, уже понимая, что ничего страшного не произошло, взяла самый дружелюбный тон и поинтересовалась дуэлью.

— Ах, мадемуазель, да мы быстро покончили с этой глупостью! — сказал тот, что пониже. — Вчера мы с другом выпили, это замутило нам разум… Мы, конечно, пофехтовали с нашим новым знакомым, — он поклонился отцу Реми, — но никто даже не оцарапан. Вот словесная битва оказалась сложнее! Мы обсуждали причины нынешней войны, и я, кажется, проигрывал, — добавил он со смехом.

Я улыбнулась.

— Что ж, господа, был рад знакомству, — кивнул отец Реми. — А теперь, если вы не возражаете, я провожу домой даму.

— И мы весьма рады! — сказал высокий. — Примите наше восхищение вашим кавалером, дорогая Коломбина, хоть мы и не знаем, муж он вам, возлюбленный или брат. А мы, пожалуй, допьем вино и доедим куропаток. И мой слуга должен скоро вернуться — мы его услали в трактир за добавкой, — объяснил он мне.

— Приятной трапезы, — сказала я, и отец Реми, взяв с земли свой плащ и набросив его, повел меня прочь.

Мы молча дошли до того места, где стояли лошади; священник отвязал поводья Изабо и снова взял меня под руку.

— Где вы оставили карету?

— У церкви.

— Идемте.

Мы шли медленно. Я не знала, о чем заговорить. Завтра первый день октября, и до моего замужества останется всего ничего. Дни текут, убегают, льются сквозь пальцы, и мне кажется, что с ними уходит нечто неосязаемое, нечто возможное, чего я пока не понимаю.

Я привыкла задавать себе вопросы, искать ответы на них и вот сейчас спрашивала себя саму: что это может быть? Отчего мне кажется, что в моей жизни происходит нечто важное помимо уже существующего и грядущего? Как будто в холодный лепет струй ручья вплелась теплая струя — и серые рыбки, которых она касается, становятся золотыми.

— Значит, сегодня вы сами ко мне пришли, — задумчиво произнес отец Реми.

— Что вы имеете в виду? — удивилась я.

— То, что после первой нашей исповеди я сказал вам: бесполезно искать истину, пока вы сами того не захотите, и что вы должны открыто прийти ко мне. А вы бросили мне — «если я не захочу?», — он улыбнулся. — Сегодня ваше желание оказалось выше вас.

— Я не о себе думала, — сказала я, — а о вас.

— Ну конечно.

Он продолжал улыбаться, и я не понимала, не понимала опять, что он и кто он. Я остановилась и потребовала:

— Снимите маску, отец Реми. Хватит этого балагана.

И сама первая сняла тряпочное обличье Коломбины.

Он послушался, открыв мне бледное лицо. Ничто в нем не говорило сейчас, что передо мною священник: и костюм обычный, и сапоги — как все носят, и плащ. И даже взгляд его не был нынче полон той светлой муки, того тягостного блаженства, как случалось иногда.

— Кто вы такой? — спросила я. — И что вам от меня нужно?

— Я не понимаю, что вы спрашиваете, дочь моя.

— Все вы понимаете, — сдерживаться более я не могла. — Вы играете мною, глядите, словно на забавную зверушку, смотрите мою жизнь, как спектакль. Вы говорите и делаете странные вещи, я никогда не встречала людей, как вы. И хотите, чтобы я вам доверяла. К чему? К чему вам мое доверие?

Он глубоко вздохнул, Изабо недовольно дернула головой, фыркнула, мотнула облипшей гривой.

— Это зависит от вас, — сказал он.

Наконец что-то осмысленное.

— Вокруг вас происходит что-то странное, Маргарита. Бог явно возложил на вас некую миссию, сути которой я не понимаю, об этом говорит и незаурядный ум ваш, и вся ваша жизнь. Вы странны мне не меньше, чем я вам. Когда я отправлялся в Париж, и моя благодетельница рассказывала мне о семье де Солари, она упоминала о вас — мимоходом, так как вас не знает. Вы представлялись мне обычной парижской девицей, любительницей балов, коллекционеркой поклонников, но я сразу же увидел, что не прав. И чем больше я узнаю вас, тем больше мне видится в вас фанатичная целеустремленность. То, как настойчиво вы идете к браку, столь явно неравному для вас, заставляет меня задумываться и приглядываться, а ниспосланные свыше знаки так и вовсе озадачивают. Мой же путь определяет Господь, и если Он свел меня и вас в этот непростой миг, стоит задуматься, чего же Он хочет. Не только от вас, но и от меня.

Он опасен, он подошел слишком близко — вот все, о чем я могла Думать в тот момент. Хотя откуда бы отцу Реми знать, что лежит у меня на сердце, запертое и похороненное до определенного дня? Откуда ему знать о содержимом секретной шкатулки? Если мне нужно будет обмануть этого священника, я его обману, если станет необходимо устранить его — я немедленно это сделаю. Всего лишь пересказать папеньке тайную беседу отца Реми и мачехи, и ноги его не будет в доме, чтоб соблазны не одолевали.

— Вот выйду замуж и узнаю, чего Господь от меня хотел, — сказала я.

Дождь сыпался на нас, равнодушный ко всему.

— Может, лучше бы вам замуж и не выходить.

— Вы это уже говорили. Меня вы не остановите.

— Чего вы хотите на самом деле, Мари-Маргарита? — тихо спросил отец Реми. — Свободы, не так ли? Вы ведь солгали мне, вы намерены ее обрести в браке, вам без свободы не жить. Виконт так дорог вам, что способен освободить вас?

— Да, — сказала я, — виконт меня освободит. — Голос мой окреп, уверенность возвратилась. — Я буду свободна с ним, и на то воля Господа. И счастлива буду. Как жаль, что Мишелю нет места рядом со мной, а мне так хотелось бы, чтобы было. Но это я переживу. Совсем немного, и я буду счастлива. Реми, понимаете, что меня ждет?

— Почему вы назвали меня только по имени? — спросил он.