Книга Энциклопедия жизни русского офицерства второй половины XIX века (по воспоминаниям генерала Л. К. Артамонова) - Сергей Эдуардович Зверев

проводили в садах, лесу и полях. Но родителей эта семья тяготила сильно. Мать с сестрами задерживалась из-за нее в Немирове, окончательно[перебравшись] только в середине июля. Дом оказался во всех отношениях неудобным и крайне плохо содержанным. Нас это все мало интересовало. Мы увлеклись неожиданно открытиями в большом саду, под развалинами огромной кирпичной оранжереи, наполовину засыпанным таинственным подземным ходом, который привел нас в комнаты, очень капитально устроенные.

Наши соседи-крестьяне, с которыми мы быстро сдружились, объяснили нам, что некогда на господском дворе постройки были очень большие, и хорошо все было налажено: В саду, якобы для сушки фруктов, кроме оранжереи, были утроены и подземелья, куда крестьян не пускали. Старики-крестьяне, ухмылялись, теперь говорили: «Хороши хрукты! Там заседали во время бунта панки со своим воеводой по ночам, да прятали свой скарб и ружья!» Это и нам казалось достовернее.

Чудный климат, роскошь украинского лета, масса ягод и фруктов при постоянном общении всей почти нашей семьи, особенно всех младших ее членов, придали каникулам этого года очаровательный характер. Мы, мальчуганы, подымались чуть свет; бежали в пруд (и под водопад у мельницы) купаться. Завтракали превосходно всякими молочными снедями, которыми нас угощала мать и наша старенькая няня Оксана, а затем устремлялись в экскурсии: и пешком, и на лодке по пруду; перед вечером на неоседланных рабочих мы ездили на водопой, купали вместе с работником лошадей, а обратно «в карьер» возвращались домой.

Занимались и читали мало, хотя подумывали о своих летних задачах и темах. Однажды старшая сестра Катя позвала Мишу и меня в свою комнату и таинственно сообщила следующее, но под большим секретом: приезжая брат Саша еще весной в Немиров, передал ей довольно объемистый тючок с книжками. Он просил переданное оберегать тщательно, а затем увезти с собою в деревню к отцу, где и хранить до его приезда летом. Теперь от местного станового пристава в Немирове кто-то узнал, что губернатор прислал секретный циркуляр «о распространении среди народа запрещенных книжек» и приказал всем местным властям безотлагательно, но секретно разузнавать всюду о появлении такой литературы, причем немедленно арестовать всех тех лиц всякого звания и положения, у кого они найдутся. О Саше никаких известий не было, и он не приезжал. Сестра, отлично знавшая, какие книжки Саша ей оставил, теперь решила их немедленно уничтожить, так как у каких-то однодворцев, наших соседей, был произведен внезапный обыск, и нашли несколько брошюр политического характера. Мы решили с Катей этот таинственный тюк развязать и по частям, втроем, эту литературу унести из дома, но не уничтожить, а лишь в надежных местах зарыть.

Когда мы раскупорили тюк, то в нем оказались все те же книжонки, с какими я познакомился уже в корпусе. Место сокрытия этой литературы было выбрано в густых зарослях колючих кустов, покрывавших крутой спуск к пруду от господского дома. Здесь мы в трех местах вырыли ямы и туда сложили пачки книг, засыпав и утрамбовав над ними землю. Проделали это утром рано, когда никаких рабочих и посторонних во дворе уже не было. Так покоится там эта литература и до сего дня!

Скоро, какими-то таинственными путями, брат Саша уведомил сестру Катю, что по изменившемся обстоятельствам он к нам в деревню приехать не может, так как имеет другие поручения. Вот когда впервые я понял, что между этими двумя членами семьи имеются какие-то особые отношения, в которые не посвящают и нас, самых близких родных.

Каникулы приближались к концу. Семья Бромирских давно уже выбралась на постоянное жительство в м. Немиров, в купленный там домик с садом, где опять пытались устроиться по-барски. Сам глава семьи продолжал наезжать к нам в гости, проживая по несколько дней и кормясь, по обычаю страны, у нас со своим кучером и парой лошадей. Отцу это не нравилось, но он добродушно терпел, так как этого требовало гостеприимство. Брат Николай получил в Гайсине место отца и усиленно звал к себе на постоянное жительство мать нашу с сестрами. Максимилиан жил хорошо в своем училище и перешел уже во 2й курс.

Надо было и нам с Мишей уезжать в свои корпуса. Справив свои задачи и темы, обследовав и побывав последний раз во всех очаровательных уголках усадьбы отца, мы сердечно простились со своими родителями, братьями и сестрами, а также и со старушкой Оксаной: она с радостью переехала в сельские условия жизни и, невзирая на свой очень преклонный возраст, хлопотала на птичьем дворе и возилась с молочным скотом.

Мы, все члены семьи, очень ее любили и уважали, а отец не затруднял ее никакими работами. Старик столяр Ба-ба умер еще в Гайсине, оплаканный нами, малышами. Служащей в комнатах у нашей матери была теперь огромного роста рябая и пожилая девушка Агафья, очень привязавшаяся к нашей семье и пользовавшаяся взаимно и нашим общими доверием и симпатиями.

Все же дом на хуторе был крайне неудобен для зимнего проживания матери с сестрами: она серьезно надумывала принять приглашение брата Коли. Отец в своих условиях жизни очень сжился, довольствовался самой скромной обстановкой, занимая две комнатки, а расходы на восстановление и перестройку дома считал совершенно лишними тратами. Матери трудно было его в этом убедить, а спорить не хотела, зная, что это совершенно бесполезно.

Расстались мы с грустью. На будущий год Миша уже оканчивал полный курс среднего образования и должен был уезжать в училище в Петербург, а потому не рассчитывал на возможность приехать на каникулы. Я тоже ничего определенного о будущем лете еще не думал. Да и денег у родителей на такие поездки просить мы уже теперь стыдились.

С хутора отец отправил нас на своих лошадях в Немиров, а оттуда уже знакомым путем мы с Мишей поспешили в свои корпуса.

Воспитанники в Киеве были еще в лагере, задержавшись по причине ремонта внутри зимних помещений. Встретились мы с товарищами радостно и долго обменивались впечатлениями о своем летнем[время]препровождении. В наших зимних помещениях кое-что было перераспределено между возрастами. Мы, пятиклассники, оказались головой в IV возрасте, поэтому заняли новые места с окнами на новые виды.

Александр Викентьевич Клоссовский

Все внутри было чисто и в блестящем состоянии. Вокруг зданий корпуса запущенные раньше пустыри были расчищены, а на них аллеями рассажены березки и сосенки. Посадками этими распоряжался лично сам директор с опытным лесоводом.

Воспитатели встретили нас приветливо, интересуясь, где и как мы провели лето. Словом, нас охватила здоровая деловая атмосфера, и мы охотно принялись за наши занятия.