Книга Становление спецслужб советского государства. 1917–1941 гг. - Николай Николаевич Лузан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В 1920 году, во время очередной вылазки на Украину банда националистов под командованием Лебедя угодила в засаду органов госбезопасности. Оказавшись перед беспощадным выбором продолжать служить дьяволу на том свете либо на этом помогать чекистам бороться с ним, он выбрал чекистов. С течением времени Лебедь стал ценнейшим советским агентом в ОУН, через него чекисты Украины не только фактически полностью контролировали нелегальную сеть на ее территории, а существенно сдерживали бандитско-повстанческую деятельность.
Причину феномена перерождения Лебедя надо искать не в страхе перед смертью, а в его сознании, переформатированном чекистами, и в той новой жизни, что стремительно возрождалась на разоренной Первой мировой и Гражданской войнами земле Украины. Он был не слепой и не глухой, он видел, то, что делали большевики, находило поддержку в народе. Поэтому Лебедь не просто выполнял задания, он не за страх, а на совесть служил новой советской Украине. Подтверждением тому служило то, что каждый раз выезжая из СССР и встречаясь с Коновальцем, он возвращался обратно.
Все вместе взятое давало основания Слуцкому, Шпигельглазу и Горожанину полагать, что многоходовая оперативная комбинация с участием Лебедя по внедрению Судоплатова в ближайшее окружение главаря ОУН даст результат. Перед лицом Коновальца Павлу предстояло предстать в качестве «племянника» Лебедя под именем Павлуся.
В том, что протекция «старого друга», сидельца по лагерю военнопленных, на первом этапе сработает на Павла и сделает его выход на Коновальца относительно безопасным, а по времени коротким, у Шпигельглаза сомнений не возникало. В дальнейшем многое, если не все, зависело от самого разведчика, малейшая неточность в легенде прикрытия, фальшь в поведении и даже оговорка могли вызвать подозрение у таких матерых и искушенных в вопросах конспирации противников, как Коновалец и Мельник. Более того, Павлу предстояло вступить в поединок не только с ними, а и с асами разведки и контрразведки из абвера. Поэтому Шпигельглаз стремился передать ему все свои знания и опыт нелегальной работы, которые приобрел за многие годы. В классическом понимании его занятия с Судоплатовым мало походили на традиционные уроки, они скорее напоминали интеллектуальный поединок и затягивались на многие часы.
И на этот раз Шпигельглаз не изменил себе, допив чай, опустил чашку на стол, достал из ящика письменного стола три паспорта: английский, польский, литовский и спросил:
— С каким из них ты бы отправился в Европу?
— Конечно, с английским! — без тени сомнений заявил Павел.
— А почему?
— Потому что полиция бы меньше ко мне цеплялась. Англия — и этим все сказано!
— Логика в твоем выборе есть, — согласился Шпигельглаз и заметил: — Но при этом необходимо учитывать один важный нюанс.
— И какой? — уточнил Павел.
— Вот скажи мне, чем англичанин отличается от нас или литовцев?
— Ну… это. Да я их — англичан и в глаза не видел! Читал только про Шерлока Холмса у Артура Конан Дойла и про Айвенго у Вальтера Скотта.
Шпигельглаз улыбнулся и сказал:
— Ты бы еще вспомнил про короля Артура.
Павел насупился и буркнул:
— Книжки про буржуев не читаю.
— Не обижайся. А придется, чтобы петь одним голосом с ними. И еще запомни: груз знаний — это тот груз, который не давит.
— Извините, Сергей Михайлович.
— Да ладно, проехали. А нюанс заключается в следующем: у англичан на физиономии написано: мы — повелители мира. И еще они в отличие от нас не лезут обниматься и держат дистанцию. У них особенный юмор, порой такой тонкий, что и не заметишь. А это, сам понимаешь, за один день в себе не выработаешь.
— Тогда поляком или греком. У нас в Мелитополе их было полно. Я даже по-польски говорить умею.
— Поляк далеко не худший выбор. Но еще важнее легенда прикрытия, — подчеркнул Шпигельглаз и продолжил: — Это, как правило, чья-то реальная жизнь, но ее надо знать… — здесь он обратил взгляд на Павла.
Тот на лету подхватил фразу и продолжил:
— Ее надо знать как таблицу умножения.
— Все так. Но одного этого недостаточно, ты должен знать ее лучше, чем собственную жизнь. Это первое правило разведчика-нелегала.
— Ясно.
— Второе правило: разведчика нелегала губит… — здесь Шпигельглаз улыбнулся и продолжил: — Не пистолет в кармане плаща или парашют за плечами, а неточность в деталях. Неточность, противоречия в деталях порождают у противника подозрения, подозрения дают основания для слежки, остальное становится делом техники.
— Ясно, Сергей Михайлович.
— Самая большая сложность заключается в том, чтобы твоя настоящая жизнь не проступила в легенде прикрытия. Свое прошлое ты должен вычеркнуть напрочь! Ты обязан так вжиться в легенду, чтобы даже думать, как тот человек, жизнью которого живешь. Ты должен с фотографической точностью рассказывать о местах, где никогда не бывал, и о событиях, в которых никогда не участвовал. Манера поведения и стиль общения должны соответствовать твоему общественному статусу.
— Понял. Я постараюсь, Сергей Михайлович. А какое следующее правило нелегала?
— Оно суровое. В случае угрозы провала разведчик-нелегал не может рассчитывать на помощь своего государства. Ему остается рассчитывать только на самого себя, в крайнем случае на резидента, если на то есть разрешение Центра. Поэтому, в случае угрозы провала, первое, что он должен сделать…
— Не паниковать и не делать опрометчивых шагов, — ответил Павел.
— Правильно. Каков его следующий шаг?
— Уничтожить все улики, раскрывающие его принадлежность к разведке.
— И не просто к разведке, а к советской разведке, — поправил Шпигельглаз, сделал паузу и продолжил: — Есть еще одно важное правило, но лучше им не пользоваться.
— Это же почему… а… а, понял, — догадался Павел, и его лицо затвердело.
— Сколько всего патронов в револьвере?
— Восемь