Книга Бумажные летчики - Турбьерн Оппедал

этот раз. Бог гидравлики и тормозных колодок. Кафе на углу…»

139. По вечерам мы с М ходим на пляж. Наши ноги оставляют следы на мягком, лососевого цвета песке.

Город пробуждается к жизни лишь ближе к закату. Кричат чайки, издалека доносится ритмичный пульс парков аттракционов. Мы находим себе место в сторонке от людей, расстилаем покрывало и ложимся. Она хочет поймать последние лучи солнца, снимает одежду, надевает солнечные очки. Спрашивает, неужели я собрался лежать в рубашке и брюках. Ты ведь не стесняешься, спрашивает она.

Может быть. Случается. Но я никогда не стыдился рисунков на коже. Просто мне надоело отвечать на вопросы или, что еще хуже, слышать, как люди внезапно умолкают. Впрочем, я далеко от дома. Я расстегиваю рубашку, отправляю взгляд скользить по волнам, которые бесконечно подхватывают себя и снова набегают на берег. На краю прибоя стоит накренившееся строение из асимметричных металлических кубов.

Ты напоминаешь мне брата, говорит она. Он был так беспечен, так полон жизни, что ему требовалась защита от самого себя. Каждый раз, когда я уезжала на пару недель, он обзаводился новыми шрамами или синяками. Не хватает только большого ожога на предплечье – в детстве он положил его на раскаленную конфорку. И с тех пор ненавидел готовить.

Наверное, поэтому я стала такой хорошей поварихой – чтобы восстановить равновесие. Не знаю, бывало ли у тебя такое чувство, что ты становишься собой, лишь сделавшись противоположностью твоего брата или сестры.

140. Я стаскиваю с себя куртку, в карманах гремят консервные банки. Шарф дважды обмотан вокруг шеи и завязан сбоку. Рука все еще чувствует холод бетонной поверхности, ее будто покалывают иголки. Она помнит.

Я разминаю ладонь, согреваю дыханием кончики пальцев. Скоро все пройдет. Закрываю глаза и начинаю считать про себя. Голос повторяет за мной: подсчет пошел.

141. Словарь путешественника: подсчет. Широко известная статистическая модель гласит, что через шесть рукопожатий вы знакомы буквально со всем миром (вы знаете кого-то, кто знает кого-то, и так далее, и тому подобное). Когда наступила эра соцсетей, проверить это утверждение стало проще, чем раньше, ведь теперь даже у патологических интровертов набирается по 300 друзей. Это породило большое количество социальных игр, но, к сожалению, лишь избранным доступно сняться в одном фильме с Кевином Бейконом или опубликовать совместную статью с Палом Эрдёшем.

На пару с двоюродным братом мы придумали следующую игру: подсчитать, сколько знаменитостей мы знаем всего через одно рукопожатие. Например: я знаю того, кто знает (вписать имя). Это дает нам двойную выгоду. Во-первых, это очень наглядная иллюстрация пронизывающих весь мир связей. Во-вторых, это дарит ощущение, что ты живешь интересной и осмысленной жизнью, как будто отблеск их славы падает и на нас. Мой двоюродный брат сумел назвать короля Олава, Боба Дилана и Клауса Кински. У меня нашлись Джон Клиз, полковник Каддафи и Жак Деррида. Список занимает уже две страницы.

И это только те, о ком мы знаем. Иногда, бессонной ночью, так легко почувствовать головокружение от мысли обо всех подземных линиях, связывающих нас с людьми в отдаленных частях света, ощутить кожей тепло миллиардов рукопожатий.

В последнее время мы почти остыли к этой игре. После того как я столкнулся с Леонардом Коэном у Гранд-отеля в Осло и познакомился с ним вживую, брат обвинил меня в жульничестве. Я предложил ему рукопожатие, чтобы он мог записать себе дополнительное очко, но он пока ничего не ответил.

142. Весна, и я еду в Валлетту. Я откладывал эту поездку несколько месяцев. Договор на квартиру заканчивается через две недели. Невозможно откладывать дядю вечно. Легко не будет. Отец ненавидел его за то, что он зарабатывает деньги чем-то интересным. Остальные – за то, что он никогда им не писал. Только я иногда получал открытки.

Паром входит в Великую Гавань и берет курс к причалу. Вода словно зеркало, шпили и купола поблескивают, пропитываясь солью на фоне подводного неба. Валлетта – и та, что над водой, и та, что под ней, – жесткая, резкая, непримиримая. Предположу, что это такая тактика выживания. Этот город столетиями жил под перекрестным огнем политических дрязг. Сегодня это Мекка для ныряльщиков, которым интересны затонувшие суда. (Люди обожают затонувшие корабли, рассказывал мне один матрос. Дошло даже до того, что местные начали затапливать в бухте новые, чтобы удовлетворить возросший спрос. Арендуйте водолазный костюм и убедитесь сами. Особая примета – логотип с мальтийским соколом на трубе.)

После обеда я закидываю свою дорожную сумку на плечо и поднимаюсь по каменным ступеням, иду по дорожке через опаленное солнцем царство кактусов, прохожу мимо выветренной каменной стены, окружающей город. Мальта – лишь промежуточная остановка, говорится в путеводителе. Это не Европа и не Африка, не Восток и не Запад. Местное население – консервативные католики, говорящие на семитском языке и пользующиеся по-лондонски красными телефонными будками. Барочная архитектура соседствует с бараками времен Второй мировой и современными офисными зданиями. Вечный перевалочный пункт поколения Lonely Planet, пишет автор под влиянием минутного поэтического порыва. Здесь говорят по-английски и подают пасту.

В квартире на Трик Сан-Пауль мой дядя работал над диссертацией о Валлеттском кодексе. Девятнадцать лет и четырнадцать коробок бумаг спустя я стою на пороге. Если бы обо мне решили снять документальный фильм, сказал дядя как-то раз, они могли бы рассказать мою историю на языке улиц и дверей этого острова. Люди любят такие постмодернистские штуки, потому что они так или иначе связаны с идентичностью.

Дверной молоток выполнен в виде рыбы. Ключ, холодный и гладкий, лежит в руке.

143. Нельзя сказать, что Лакун с пользой провел время учебы. Слишком много киригами, слишком мало внимания, уделенного наполнению резюме. Когда он наконец-то нашел работу – временную, но по крайней мере оплачиваемую, – он заметил, что возможности для претворения в жизнь его мечтаний резко сократились. Единственное, что он когда-либо рассказывал о своем рабочем месте, – что его стол стоял совсем рядом с водопроводными трубами. Каждый раз, когда кто-то открывал кран, над его головой начинал гудеть металл. Не настолько громко, чтобы вывести из себя, но недостаточно тихо, чтобы не замечать его.

Чтобы наверстать упущенное, Лакун начал тусоваться с коллегой-единомышленником. Он попал в компанию, которая стремилась найти Идеальную Вечеринку. Однажды они сняли дом на солнечном испанском побережье. Лакун мало что знал о том городе, но благоприятный климат и дешевая выпивка вроде как говорили в его