Книга Прочь из моей головы - Софья Валерьевна Ролдугина

точно мне не позволит, а бросать ответ недописанным как-то не хотелось бы. Даже если Волчица и тролль на самом деле, мы переписываемся уже лет пять, она почти как родная… – Э-э, слушай только своё сердце. Но момент, чтобы уйти – как в той истории – надо выбрать правильно. Если твой тиран-босс заподозрит, что ты хочешь уволиться, то может сделать твою жизнь действительно невыносимой, поэтому постарайся подгадать удачный момент. Например, перед его отпуском. Сделай ему сюрприз, который он заслужил! И береги себя, милая Волчица!

«Аминь», – ехидно добавил Йен.

У меня оставалось где-то три минуты, судя по подсчётам Салли, но компьютер я выключила сразу. После блога напряжение действительно отпустило, но и сил не осталось никаких – только умыться перед сном и нырнуть под одеяло, не раздеваясь. Голова казалась заполненной тяжёлым воздухом – пустой и переполненной одновременно; сердце сперва частило, а потом замедлилось, успокаиваясь. Мне мерещился голос Йена, такой же мелодичный и пробирающий до мурашек, как всегда, но сегодня из-за него становилось жутко.

И очень, очень одиноко.

…кошка пила из этого ведра. Кошка это пила, значит, всё в порядке.

Их было четверо – тех, кто мучил его сам, а остальные стояли поодаль, но это не значило, что они не вмешаются. Половина из них – дети одиночек и отщепенцев, вторая половина – будущая прислуга Роз или тех, кто окажется на вершине через пятнадцать лет.

Нет, они не вмешаются.

– Опять молчишь? Лука, давай ещё раз.

Он сморгнул; ресницы слиплись, в одном ухе шумело – вода попала, и во рту был гадкий привкус скисших тряпок. Не страшно; в конце концов, кошка это пила, а она же не дура, правда? Надо перетерпеть, просто перетерпеть, Флёр всё быстро надоедает, сейчас она сломает ему чего-нибудь и свалит, и можно будет уползти к себе, очистить тело, он уже умеет, не в первый раз же.

Главное, чтоб не стошнило сейчас.

– Ты чего улыбаешься? Тупой, что ли? – Колено в белом чулке врезалось ему в переносицу, и на ткани остались разводы, сероватые и красные. – Тебе что, мало? Тварь тупая.

Если бы он был таким же, как они, если бы имел право ответить и знал, что на вспышку его чар не сбежится половина Розария, то можно было бы расшвырять их, впечатать в мягкие, сырые клумбы, щедро удобренные перед началом года. Но надо молчать. Другим можно… шутить. Развлекаться. Проявлять… фантазию. Что там ещё делают ученики, которым некуда девать силы?

Ему – нельзя. Он проклятое отродье. Их отчитают за чары, а его казнят.

Надо терпеть.

…но можно ведь пошутить в ответ, да?

– Госпожа Флёр, – разлепил он губы и посмотрел на неё снизу вверх, с головой, насильно запрокинутой до боли, до хруста в костях. Уродина. А ведь почти милая, когда не… когда всё не так. – У ваших ног я готов быть вечно, если этого желает ваше сердце.

Она была на четыре года старше, а всё равно вспыхнула до корней волос. Пнула – для разнообразия не его, а ведро – и выбежала из пристройки. Лука сразу разжал руку и побежал следом, но другие ещё оставались здесь и продолжали смотреть.

Твари. Сами они твари. Так не пойдёт.

– А что, вы тоже… – Он сморгнул влагу с ресниц и провёл пальцем по губам, размазывая стёкшую кровь по щеке. – Вы тоже хотите, да? Не стесняйтесь. Мы ведь все… друзья.

Первой к выходу ломанулась какая-то девчонка, высокая и коротко стриженная, а за ней другие. Ведро покрутилось ещё на полу и остановилось; кошка вылезла из-под умывальника и подошла ближе, тыкнулась влажным носом в ладонь.

Наверное, всё-таки дура.

Он медленно поднялся, опираясь руками на собственные колени, и исподлобья взглянул в зеркало, испещрённое трещинами. Оттуда пялился его двойник – тощий, нелепый, в промокшей белой рубашке. Грязная ткань облепила тело; с тёмных волос стекала вода, а глаза в полумраке казались почти чёрными, только светилась холодным голубоватым серебром каёмка вокруг расширенных зрачков.

…надо перетерпеть. Завтра будет хуже. Это только начало.

– Хватит! – выкрикнула я и резко села на кровати, выдираясь из липкого сна.

Или не совсем сна?..

Я как будто взаправду оказалась там – нет, стала им, тем мальчишкой; это меня макали головой в вонючее ведро, и затхлый привкус скисшей тряпки до сих пор стоял во рту… Тот мальчишка – это был Йен, совершенно точно он, только мелкий, сколько ему там – лет семь, восемь?

«Девять, – откликнулся он, точно ждал этого вопроса. – Но соглашусь, выглядел я тогда младше. К счастью, только выглядел, иначе уцелеть было бы… сложнее».

Да куда уж сложнее.

Я сидела на мягкой кровати, в тепле, комкала на груди одеяло, и вокруг был мягкий полумрак и запах чистого дерева на спиле – но ощущала себя по-прежнему там, в грязной подсобке, и даже разбитое лицо болело по-настоящему.

Когда голос Йена снова зазвучал, то казался одновременно глуховатым и суховатым… неестественным?

«Тебе надо учиться, Урсула. Сейчас ты не смогла избавиться от чужого воспоминания, даже не распознала его, хотя я не вложил почти никаких эмоций. Меня нисколько не беспокоит тот эпизод, однако посмотри, как глубоко тебя ранило. А что будет, если ты примешь духа, одержимого собственной смертью? Да собственный дар утянет тебя на дно раньше, чем садовники подберутся достаточно близко для удара».

В первый момент мне хотелось заорать… но Йен был прав. Сегодня я, не раздумывая, потянулась к потерянной душе, потому что она показалась мне неопасной. Но если бы я ошиблась?

Постепенно стало теплее; меня уже так не трясло, и всё произошедшее начало казаться действительно сном, не более.

«Сейчас всего лишь два часа ночи, – заговорил Йен наконец, но теперь, к счастью, его голос звучал совершенно обычно. – Со временем ты научишься проводить границу между своим и чужим, отстраняться… Но сейчас тебе надо отдохнуть. Обещаю, что сегодня я больше тебя не побеспокою».

Я послушно откинулась на подушки и натянула одеяло до подбородка. Надо же, какая щедрость… Да беспокой на здоровье, только предупреждай заранее, что собираешься устроить урок.

Мне почудилось, что он улыбается – хотя разве потерянные души могут вообще улыбаться?

«Тогда, боюсь, ты ничему не научишься, моя прелесть».

Впрочем, заснула я действительно быстро.