Книга С нами или без нас: Естественная история будущего - Роб Данн

вид этого не выдерживает. Очередной «особенный» год приводит не к приспособлению, а к вымиранию.

Какие же адаптации могут формироваться в отсутствие постоянства и кто способен их генерировать? Существуют ли такие виды, для которых фундаментальная неустойчивость внешних условий является элементом их собственной ниши? И что еще важнее, может ли человек научиться подражать этим видам? Для животных на этот вопрос отвечает закон когнитивного буфера: основной его смысл в том, что звери с большим мозгом способны изобретательно применять свой интеллект – находить пищу, даже когда ее мало, уметь согреваться, когда холодно, и обеспечивать себе тень, когда жарко. Большой мозг сглаживает негативные эффекты дурных условий. На первый взгляд может показаться, что этот закон сулит выгоду и нам, людям. Ведь наш мозг очень велик по сравнению с телом – настолько велик, что, когда мы вымотаны, голова склоняется под собственной тяжестью. Более того, считается, что наш мозг эволюционировал среди прочего и для того, чтобы лучше справляться с климатической изменчивостью. Но вот поможет ли нам большой мозг в будущем, зависит от того, как мы будем им пользоваться. Говоря образно, исход будет определяться тем, кому мы вместе с нашими общественными институциями уподобимся в большей мере – воронам или овсянкам.

Рис. 6.1. История изменения климата, реконструированная по ледовому керну и другим источникам. В ходе истории Земли климат многократно менялся. Но у современного изменения есть три уникальные особенности. Первая – его скорость. Нынешнее потепление идет быстрее, чем потепления предыдущих миллионов лет. Вторая – его масштабы. Потепление, подобное прогнозируемому в следующем веке, в последний раз происходило в эоцене, более 40 млн лет назад. Третья – его стабильность. Климатические условия, в которых человечество пребывало с момента зарождения земледелия, были удивительно устойчивыми (см. крайнюю правую часть диаграммы). Наши культуры и общественные институты развивались в контексте этой стабильности. Климат будущего, напротив, будет нестабилен, с сезонной, годовой и декадной изменчивостью.

Диаграмма построена Нилом Маккоем на основании заготовки, созданной Робертом Родом по данным статьи Lisiecki, Lorraine E., and Maureen E. Raymo, "A Pliocene-Pleistocene Stack of 57 Globally Distributed Benthic d18O Records," Paleoceanography 20 (January 2005): PA1003

Чтобы объяснить, при чем тут вороны и овсянки, придется описать два способа, посредством которых птицы задействуют мозг, сталкиваясь с трудностями повседневной жизни. У некоторых птиц наличествует то, что я назвал бы изобретательным интеллектом: это свойство позволяет им перестраивать свое обычное поведение и придумывать новые решения, диктуемые новыми задачами и новыми условиями. Изобретательный интеллект позволяет птицам не только вникать в суть новых задач, но и воспроизводить найденные решения в дальнейшем. Он помогает птицам запоминать, где они спрятали пищу, и извлекать припасы, когда это нужнее всего. Также изобретательный интеллект дает им возможность осваивать необычные способы добраться до еды. Так, новокаледонские вороны, добиваясь доступа к пище, которую нельзя достать привычными способами, пользуются различными приспособлениями; более того, они умеют изготавливать подходящие орудия. Когда новокаледонской вороне по имени Бетти в лаборатории показали еду, до которой та не могла дотянуться, используя прямой кусок проволоки, Бетти согнула проволоку в крюк. В естественной среде популяции новокаледонских ворон пользуются разными орудиями для решения разных задач{80}. Вороны учатся и изобретают. Как замечают Джон Марцлуфф и Тони Энджелл в своей милой и увлекательной книжке «Дары вороны» (Gifts of the Crow){81}, птицы, обладающие изобретательным интеллектом, способны придумывать такие штуки, которые не по плечу ни самым умным собакам, ни даже самым сообразительным детям. Сталкиваясь с новыми обстоятельствами, они вырабатывают оригинальные линии поведения. Им присущи те же таланты, которые эволюционный биолог Эрнст Майр приписывает древнему человеку: эти создания тоже «специализируются на деспециализации», то есть приспособлены в разное время и в разных местах делать разные вещи{82}.

Вместе с тем использование изобретательного интеллекта не единственный алгоритм, посредством которого птицы справляются с повседневными проблемами. Они могут владеть определенными приемами ноу-хау, сопряженными со специализацией. Благодаря набору подобных приемов можно отлично справляться с узкоцелевыми задачами. Как выразилась писательница Энни Диллард, требуется только «сосредоточиться на какой-то одной потребности» и «ни на минуту не терять ее из виду»{83}. Голуби находят дорогу домой, даже если увезти их за тысячи миль от гнезда. Стервятники обнаруживают мертвых животных с огромного расстояния. Перепелки, заметив опасность, стаей срываются с места. Бакланы знают, когда и как просушить свои иссиня-черные крылья. Эти примеры ноу-хау не продукт изобретательности, иногда подобные навыки требуют включения даже не столько мозга, сколько периферической нервной системы, распределенной по телу и соединенной с самыми древними, инстинктивными отделами мозга. То есть приемы такого типа вполне можно назвать непроизвольными или автономными.

Приморские овсянки – птицы, сумевшие выработать весьма примечательную технологию ноу-хау. Они издавна обитали во Флориде, в болотистой местности вокруг острова Мерритт и вдоль близлежащей реки Сент-Джонс. Тысячи лет они благоденствовали, гнездясь на стеблях болотной травы и питаясь насекомыми, летающими среди этих стеблей. Эти овсянки обладали приемами ноу-хау, необходимыми для передвижения, добычи корма и размножения здесь и сейчас, а именно в окрестностях острова Мерритт и вдоль реки Сент-Джонс. Для их образа жизни условия там были идеальными. Этих птиц невозможно встретить ни в каких других краях. Так что получается, что приморские овсянки овладели технологией, позволяющей им в наилучшем виде решать единственную задачу: жить как приморская овсянка. В этом они были подобны тысячам других видов птиц.

В переменчивом будущем птицы с изобретательным интеллектом будут процветать. И, напротив, птицы со специализированными и автономными технологиями ноу-хау будут страдать, цепляясь за исчезающий образ жизни. Забегая немного вперед, скажу: вполне позволительно предположить, что с человеческими институциями и сообществами будет происходить то же самое. Тех, кто обладает изобретательным интеллектом, ждет процветание, а тем, кто попытается и дальше опираться на специализированные методики ноу-хау, придется помучиться. Но мы еще вернемся к людям – поговорим пока о птицах.

Как это ни удивительно, ученые более или менее сходятся во мнении относительно того, как измерять изобретательный интеллект – по крайней мере, у птиц. Более предприимчивыми оказываются птицы с относительно крупным мозгом. Даниэль Соль, ученый из Центра экологических исследований и прикладного лесоводства в испанской Каталонии, – знаток мышления птиц. Он изучает птичий интеллект уже 20 лет. В 2005 году Соль документально доказал, что птицы с крупным мозгом в целом более склонны к новаторскому пищевому поведению – они либо пробуют добывать привычную еду новыми способами, либо тестируют незнакомую пищу{84}. Безусловно, существуют исключения. Некоторые мозговитые птицы не слишком смышлены, а некоторые птицы с маленьким мозгом, напротив, обнаруживают креативность. Но в целом закономерность именно такова.

Помимо ворон, среди птиц с крупным мозгом – во́роны, сойки и другие виды семейства Corvidae (врановых), а также попугаи, птицы-носороги, совы и дятлы. В каждой группе (таксоне), конечно, одни птицы умнее других. Домовые воробьи, например, переплюнут любых других воробьиных. Совокупность видов с самым крупным мозгом иногда называют пернатыми обезьянами – и не просто так. Средний человеческий мозг составляет примерно 1,9 % массы тела. На мозг во́рона, по данным Марцлуффа и Энджелла, приходится 1,4 % массы его тела: меньше, но ненамного. А вот мозг новокаледонской вороны составляет 2,7 % массы ее тела. Разумеется, различное устройство мозга у птиц и млекопитающих не позволяет сравнивать их всерьез. Тем не менее вполне позволительно сказать, что воро́ны по разумности все равно что «пернатые обезьяны», хотя с тем же основанием и обезьян можно назвать «бескрылыми воро́нами».

Круг птиц, опирающихся на встроенные ноу-хау, более разнообразен, что отражается во множестве специализаций. А помимо специализированности, их общей чертой является маленький (относительно размеров тела) мозг.

Мнения о том, какие птицы обладают изобретательным интеллектом, в целом сходятся. Отталкиваясь от этого обстоятельства, мы можем на примере множества видов поразмыслить над тем, помогает ли изобретательный интеллект справляться с нестабильностью условий, а именно с переменчивостью климата