Книга Разлом - Валентина Нурисламова

не было друзей, зато желающих поиздеваться − хоть отбавляй. А спустя годы, я ощутил в себе огромную силу. И захотел отомстить. Я не оправдываюсь, не подумай. Я вполне осознанно убивал и калечил своих обидчиков.

От его слов мурашки нервно забегали по спине. «Я не оправдываюсь, не подумай…» − вертелось в голове. Да, Эдвин не любил оправдываться, и, да, Эдвин был виновен. Но при этом я отказывалась видеть в нем жестокого и хладнокровного убийцу. Мое воображение живо рисовало образ забитого, запуганного и ощерившегося на весь мир мальчишки, не видевшего добра от людей и платившего им той же монетой, возвращая назад все причиненное зло, помноженное на испытанную им боль. Да, он был виновен, и эту вину с него не снимет ни время, ни раскаяние, но вина тех, кто окружал его и сделал таким, была не меньше.

Я не умею подбирать нужные слова, не умею ободрять и успокаивать. Я просто молча подошла к Эдвину, обвила руки вокруг шеи и уткнулась лицом в грудь, сдерживая внезапно подкативший к горлу комок.

Так хотелось прижать его, обнять крепко-крепко, защитить от всех бед и невзгод, от жестокого мира, забрать себе всю его боль!

Колдун долго раздумывал прежде, чем его руки коснулись моей спины, начали бережно ее поглаживать. Потом зарылся лицом мне в волосы и прошептал:

− Я очень боюсь за тебя, боюсь причинить боль. Но клянусь, что сделаю все возможное, чтобы уберечь тебя от всех опасностей. И от себя тоже…

− Я знаю, − тихо ответила я, подняв голову.

Эдвин посмотрел мне в глаза. А я всем своим телом ощутила, как лихорадочно и громко забилось его сердце.

«Идеальный момент для поцелуя», − подумалось вдруг. Словно услышав мои мысли, чародей склонился немного ниже, его порывистое учащенное дыхание коснулось моего лица. Я откинула голову чуть назад, как и полагается девицам в таких ситуациях.

Дотянуться до губ Эдвина самостоятельно не составляло никакого труда, но мне всегда виделась какая-то особая прелесть в том, чтобы словно со стороны наблюдать за мужчиной в момент физического проявления его чувств. Первые мгновения близости всегда особые, яркие, запоминающиеся, эмоционально окрашенные. Они словно бабочки, прекрасные и хрупкие. Замрешь, задержишь дыхание, любуясь ими − насладишься их неповторимой красотой; но достаточно одного неловкого движения для того, чтобы осыпалась пыльца с крылышек и разрушилось все очарование.

Эдвин опустил голову еще ниже, еще сильнее участились его дыхание и сердцебиение. Наши носы легонько чиркнулись друг о друга. На мгновение замерев от неожиданности, чародей, наконец, решился. Он бережно коснулся своими холодными как лед губами моих губ и…

И вздрогнув от неожиданного звука бьющегося хрусталя, тут же отстранился от меня. По традиции зависнув у порога, невинно похлопывал крыльями и глазами Луцифарио. Лапы его были выставлены вперед, все еще пытаясь удержать вазу, которая теперь валялась на полу в виде осколков вперемешку с поломанными цветами, источив из себя приличную лужу воды.

− Ой! − только и сумел выдавить демон. Я сурово сдвинула брови, не желая принимать во внимание его извиняющиеся гримасы, Луцифарио торопливо дал задний ход и в мгновение ока скрылся за дверью, не забыв плотно прикрыть ее за собой.

Ну в самом деле, который раз за этот день он портит романтические моменты?! Он это специально делает или у него просто карма такая?

Колдун смущенно кашлянул, убирая от меня руки и пряча их за спину.

− Мне нужно изучать бумаги Серхаса, − коротко бросил он.

Я, конечно, обиделась, но показывать этого не хотела, потому как можно безразличнее бросила:

− Тогда не буду мешать. Удачи!

И, последовав примеру Луцифарио, удалилась, закрыв за собой дверь.

Некоторое время я бесцельно блудила по коридорам замка, не разбирая ни места, ни направления. Мысли вломились в голову огромной энергичной толпой и теперь упорно искали мозг. Занятие это успехом не увенчивалось, однако непрошенные гостьи не собирались сдаваться, назойливо копошась внутри и вызывая всяческий дискомфорт. Я злилась, трясла головой, потирала гудящие виски и затылок, но ни вернуть хорошее самочувствие, ни начать нормально думать так и не смогла.

Совершенно неожиданно одна из дверей вывела на улицу. Время близилось к вечеру. Помимо закономерных в такое время суток сумерек, угасающий свет заходящего солнца съедался плотно сбитыми дождевыми тучами. Сия беспросветная картина на небесах вкупе с прохладным ветром, быстренько забравшимся мне под одежду и покрывшим кожу мурашками, заставила недовольно поежиться.

Чтобы немного согреться, да и просто от нечего делать я пошла гулять вокруг замка, все ускоряя и ускоряя шаг. Потом побежала.

Бег вообще — хорошая штука не только для физического здоровья, но и для психического. Он может помочь как собраться с мыслями, чтобы обдумать проблемы, принять решение, так и от этих проблем отрешиться, успокоиться, расслабиться.

… Шаг. Другой. Вдох. Выдох…

Как же все-таки неудобно бегать в сапогах! Натирают, хлюпают, да еще и тяжелые!

Раз, два, три, четыре… пятнадцать, шестнадцать, тридцать два…

Раз, два, три… сорок шесть, сорок семь…

Раз, два, три…

Я считала шаги, я считала вдохи и выдохи. Я сбивалась и начинала считать заново. Снова сбивалась. И снова начинала.

…Шаг. Другой. Вдох. Выдох…

Поднялся шквальный ветер, без жалости гнувший ветви деревьев, рвавший с них листву. Бежать ему навстречу было невероятно трудно. Словно невидимой рукой меня отталкивали назад, швыряя в лицо потоки воздуха, мешая дышать.

…Колдуна я понимала. Потому что сама когда-то была среди тех, над кем издеваются и кого толкают в спину…

Я свернула за угол и ветер подул уже сзади, подгоняя, толкая вперед, помогая.

…Да, я понимала колдуна. Понимала настолько, насколько могла, ибо понять его до конца была не в силах. Ведь в отличие от него, у меня были друзья. Друзья, рядом с которыми я всегда знала, что моя спина прикрыта, а любая издевка вернется назад, здорово поднапитавшись ядом.

…По однообразному темно-серому полотну сухой и пыльной земли то тут, то там стали растекаться черные горошинки. Я замедлила шаг, с интересом ожидая первой коснувшейся лица дождинки. Небеса, вероятно, угадав эти мысли, тут же прицельно и весьма чувствительно щелкнули по носу крупной прохладной каплей.

Стоило мне остановиться, обиженно потирая ушибленный орган, как дождь разошелся уже вовсю, в считанные мгновения лишив землю и темно-серого одеяния и гороховых украшений, слившихся в одно большое черное покрывало.

Хлюпая промокшими сапогами и непрестанно моргая, чтобы сбить назойливые дождинки с ресниц, я добежала до какой-то маленькой заросшей крапивой и лопухами двери позади