Книга Не суди по оперению - Зои Брисби
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Алекс обрадовался, что ему удалось удачно ввернуть, как о деле решенном, что Максин должна пойти к врачу, а не полагаться только на поставленный самой себе диагноз, основанный на печальном опыте ее мужа, а, значит – не должна отправляться прямиком в морг.
Старая дама отошла в сторону и повернулась к нему спиной. Плечи ее вздрагивали. До Алекса донесся стон.
Ну, вот! Он добился своего! Вогнал самоубийцу в депрессию. Довел до слез умирающую старушку. Какой же он негодяй! Он не только похищал старушек, но и доводил их до истерики.
Он тихонько подошел к старой даме и достал из внутреннего кармана своего пиджака красивый шелковый носовой платок, который Максин незаметно положила, когда он примерял костюм.
– Мне очень жаль, я не хотел вас огорчить…
Он очутился лицом к лицу со своей жертвой.
– Вы что, смеетесь? Господи, вы хохочете, когда я переживаю оттого, что вы плачете! Вы издеваетесь!
– Я плачу, дурачок, я плачу от смеха.
И она крепко поцеловала его в щеку.
– Ты такой весельчак, только не подозреваешь об этом!
– Будьте добры, объясните, в чем дело, – не выдержал Алекс, чувствовавший себя так, как будто его оставили в дураках.
– У меня всегда была небольшая проблема с такими выражениями. Это невероятно забавляло моего мужа. Первая фраза, с которой я к нему обратилась, как раз пример того, как я склонна переделывать французский язык.
– Что же вы ему сказали?
– Что я пришла к нему волей и с несчастной долей. Он ответил, что очень сочувствует, но не отвечает за мою долю и лишь обслуживает по гарантии.
– А как вы с ним познакомились?
– Если тебе это интересно, нам надо присесть. Вон та скамейка, мне кажется, очень подходит. Мне уже не двадцать лет, и не тридцать, а ближе к сорока, скажем так.
26
Алекс с Максин уселись на деревянную скамейку, заросшую мхом. Солнечные лучи светили сквозь листву, отчего их лица были покрыты пятнами света и тени. Какой-нибудь прохожий, увидев их, наверняка бы решил, что застал прелестную семейную идиллию: заботливый внук вывел в лес на прогулку свою любимую бабушку. Конечно, только тот прохожий, который не смотрит новости по телевизору. Иначе он принял бы их за похитителя и его жертву, подверженную стокгольмскому синдрому.
Слава богу, никаких прохожих в лесу не было, и Максин чувствовала себя достаточно свободно, чтобы рассказать Алексу еще одну историю из своей жизни. Историю ее знакомства с мужем, вспоминая которую, она испытывала счастье и грустила одновременно. Ей было непросто отобрать только хорошие воспоминания. Ностальгия и меланхолия – неразлучные сестры. Но она улыбнулась, вспомнив игривое выражение на молодом лице Шарля, когда она первый раз пришла к нему в кабинет. И его чувство гордости, когда пациент благодарит за прием. Он был добрым человеком и излучал добро вокруг себя. Именно это ей хотелось вспомнить и рассказать Алексу.
– Поход к психиатру спас мне жизнь.
– Вы прошли курс терапии?
– Почти. Можно и так сказать. Я записалась к психотерапевту, чтобы поговорить о моей боли и чувстве вины, которые я беспрерывно испытывала, после того как осталась без дочери. Мне было двадцать два года, я ушла от родителей, чей вид постоянно напоминал мне об ужасной ошибке, которую я совершила. Я пришла на прием, и врач оказался…
Максин прикрыла глаза, чтобы лучше припомнить тот момент, который кардинально изменил всю ее жизнь.
– Он оказался очень харизматичным. От него исходила какая-то спокойная сила, которая меня обнадежила. Он был высоким, у него были веселые глаза, проникавшие вам в душу.
– Это был ваш муж?
– Да, это был Шарль. Он улыбнулся мне и указал рукой на кресло, стоявшее напротив его стула. Когда я принялась объяснять цель моего визита, он немедленно прервал меня. Я ничего не понимала. Если я совершила над собой усилие и пошла к психиатру, то для чего же еще, как не говорить с ним? Я заявила ему, что он должен меня «исправить». Он ответил, что не может меня выслушать и не может быть моим психиатром.
– Почему?
– Потому что я слишком ему понравилась, – прошептала старая дама, покраснев. – Он добавил, что будет плохим профессионалом, если оставит меня своей пациенткой.
– И что же вы сделали?
– Мы пошли ужинать. А через полгода поженились.
– Невероятно.
– Но факт. Я не была его пациенткой, однако он меня спас. Благодаря ему я начала не прощать себя за то, что оставила ребенка, но учиться жить с этим. Я смогла встать над своей болью, создавая свою жизнь. Я стала учительницей, чтобы помогать детям.
– Не сомневаюсь, что вы многим помогли.
– Спасибо, мой мальчик, – сказал она, похлопав его по ноге.
Максин встала и снова зашагала по дорожке.
Алекс словно прирос к скамейке. Эта история его перевернула. Неужто можно встретить кого-то, кто вас «исправит»? Это Максин просто так повезло, что она встретила этого человека, или их соединила судьба? Нет, Алекс не верил в судьбу. Если бы судьба существовала, она бы устроила так, чтобы она его заметила и влюбилась. С другой стороны, именно судьбой было суждено погибнуть Леонару, первой любви Максин. Возможно, такова была судьба Леонара – погибнуть на полях сражений в Первую мировую. Ему совсем не повезло. Возможно, пожертвовав собой, он спас жизнь многим солдатам, которые позднее совершили что-то важное. Судьба однозначно была вещь сложная. Где уж в ней разобраться такому муравьишке, как он? И все же – судьба дала второй шанс Максин. Есть ли на это право и у него? Существует ли на земле девушка, которая могла бы вернуть ему вкус к жизни? В конце концов, почему бы и нет.
Он слегка улыбнулся. Но тут же стер улыбку с лица. Он не хотел, чтобы Максин что-то там себе напридумала и решила, будто она направила его на путь истинный.
Слишком поздно. Она уже успела перехватить этот слабый намек на надежду.
27
– Я умираю с голоду. Наша милая прогулка пробудила во мне аппетит. А ты хочешь есть? – спросила Максин, когда они повернули обратно.
Она посмотрела на изящные часы, украшавшие ее запястье, и радостно объявила:
– Мы пропустили обед.
– Я не думаю, что будет целесообразно заходить куда-то поесть.
– Почему?
– Нас ищет полиция, если вы забыли.
– Ах, это, – ответила она, пожав плечами.
– Да, это.
– Не волнуйся. Ищут они не нас.