Книга Полицейское дно - Алексей Макеев

никак нельзя расслабляться…»

Телефон снова зазвонил. Гуров взял его, поднес к уху и услышал голос Юрасова:

– Товарищ полковник, я узнал… Про Мореву узнал. Там такая история произошла. Короче, изнасиловали ее.

– Что-о?! – Лев буквально подскочил на кровати. Пытаясь сесть, он ударился локтем о спинку, зашипел от боли, отпихнул ногой стул и потребовал: – Подробности! Выкладывай все, что знаешь!

– Половец проболтался. К разговору пришлось, выпивали на днюхе у его заместителя. Ну, удалось его разговорить чуток. Он, когда выпьет, любит похвалиться. Это месяца два с небольшим назад было. Они у Половца в кабинете выпивали. Семанов был и приятель Половца, начальник Прибрежного отделения. У Половца вроде были какие-то отношения до этого с Моревой, хотя он может и врать. Он про баб заливает часто, Казановой себя пытается выставить. Бабы у него – больная тема. Он позвонил и попросил Мореву прийти к нему. Она пришла, а они ее напоили или подсыпали чего-то, я не понял с его слов. Короче, она почти отрубилась, они ее втроем и насиловали всю ночь.

– С-скоты, – процедил Гуров сквозь зубы. – Дальше рассказывай! Все, что знаешь.

– Больше ничего не знаю. Хотя теперь догадываюсь. Она, наверное, пыталась заявить на них. Я видел в то время у нее на руке синяк и ссадину на скуле, она ее волосами прикрывала. Наверное, они ее ударили, когда насиловали, а она сопротивлялась. Думаю, они угрожали ей, что, если вынесет все это из управления, плохо ей будет. И слухи стали распускать, что Морева чуть ли не потаскуха, в управлении трахают ее все. Травить начали капитально. Она и уволилась. Или уволили за аморалку, я точно не знаю.

– Слушай, Юрасов, – угрюмо произнес Лев. – А ты сам-то как считаешь? Ты мне чисто по-человечески скажи, правда все это было про изнасилование и про то, что про нее твои начальники стали говорить? Или она не такая?

– Знаете, в моем положении как-то много говорить опасно, – усмехнулся оперативник. – Я у вас на крепком «кукане». Мне вас злить нельзя, мне вам угождать надо. Скажу, а вам не понравится.

– Вот и не зли! – рыкнул на него Лев. – Я вранья не люблю и сам не вру. И людей за честные слова еще никогда не преследовал и на слова не обижался, не красна девица. Давай, все как сам думаешь, по совести!

– По совести. Я Светланку год знаю, как сюда пришел работать. Веселая была всегда, уверенная. Профессионал она сильный, как мне говорили, да и сам знаю, она допросы классно проводит. Я к чему это говорю, есть у нас бабы-пустышки. Никто не знает, за что их держат в управлении. Может, безотказные для начальства, может, родственники за них просят. Только морока с ними работать. И по кабинетам Морева не шастала. Знаете, как это бывает, то в одном кабинете хихикает, то из другого выходит. Когда работают, ума не приложу, все с чашками, с цветочками, с улыбочками. А Морева работала, это точно. И обнимочек я за ней ни с кем не видел.

– Каких «обнимочек»?

– Фривольных. Мужики любят поиграть, то приобнимут в коридоре или еще где, шуточки сальные отпускают, анекдотики пошлые рассказывают. Я ни разу не видел, чтобы Морева позволила к себе так относиться. Думаю, что врут. Отношения с Половцем могли быть. Думаю, что ее в постель хотел затащить, а она была против, он же женатый. Может, и решил наказать, своего добиться. А может, думал, что после этого шантажировать сможет, ославит на все управление. А может, вообще ничего и не планировал, а просто спьяну и сдуру это с ней сделали.

Выключив кондиционер, Гуров вышел на балкон и долго стоял, глядя на ночной город. Свет в окнах квартир, рекламные огни, машины, машины. Все едут по делам. Хотя в это время многие спешат домой. В тепло и уют семьи, к близким людям. И только Светлана Морева, которую подонки лишили отца, которую другие подонки изнасиловали, оболгали, лишили любимой работы, лишили смысла жизни, потому что Светлана захотела быть похожей на отца, была одна. А она действительно на отца похожа: умная, сильная, толковый работник. Сильная… Только на любую силу найдется иная сила. И не всегда можно сказать, кто победит в этой схватке. Светлана вот проиграла и не смогла жить. Не готова оказалась или оказалась слишком чистой. А может, потому, что осталась совсем одна. Это ведь так страшно представить, когда человек остается на всем белом свете совсем один.

Могли у нее начаться какие-то отношения с Половцем, могли! Потянулась светлая одинокая душа к красивому, сильному, уверенному мужику. Наверняка обещал развестись с женой, к ней уйти. А может, и не было ничего, не поверила обещаниям и сказала, простите, товарищ майор, хороший вы и красивый мужик, но не может у нас с вами ничего быть. А он решил по-своему все сделать и доказать, что может. И надругались над девушкой. Нет, не над телом, тело бы смирилось, стерпело. А вот душа не смогла вынести грязи, которой ее облили.

– Лев Иванович! – Гуров вдруг очнулся и увидел, что держит в руке телефон, а оттуда монотонно зовет его голос майора Синицына: – Разбудил вас, прошу прощения, я просто решил, что информация срочная.

– Нет, не разбудили, – стряхнул с себя оцепенение Лев. – Я слушаю.

– Нам удалось негласно получить образцы потожировых следов и отпечатки пальцев всех троих фигурантов, включая и начальника Прибрежного отделения полиции майора Парамонова. На пистолете, из которого стрелялась Светлана Морева, есть потожировые следы Половца и самой Моревой. Хорошо, что участковый не протирал и не чистил оружие.

Гуров вернулся в номер и закрыл балконную дверь.

– Значит, Половец мог девушке передать пистолет сам? Зачем? Чтобы она застрелилась? Или это была очередная попытка подставить ее, угрожать привлечением к уголовной ответственности за хранение огнестрельного оружия? Ладно, не будем гадать, вариантов ситуации, в результате которой к Моревой могло попасть оружие, все равно больше, чем мы можем себе нафантазировать. Что еще есть по пистолету?

– Мы провели баллистическую экспертизу, исследовали стреляный патрон и выпущенную из него пулю. Характерные индивидуальные следы, оставленные в результате выстрела, позволили идентифицировать оружие. Ствол всплывал в криминальном мире трижды в нашем районе в течение последних шестнадцати лет. Это позволяет сделать вывод, что он попал к