Книга Бедовый. Рубежник - Дмитрий Билик

напряженная жизнь. Не до отношений.

— Ага, такая напряженная, что ты можешь остаться ночевать у незнакомой девушки.

— Почему? Мы же познакомились.

От дальнейшего принуждения к возможному свиданию меня спас крохотный Выборг. А именно то, что мы приехали к моему дому и пришлось выгружать пассажира.

Я же тем временем думал, чего она пристала? У Наташи, с ее данными и возможностями, мужиков могут быть вагоны. Свистнет — любой прибежит. Или тут все идет от обратного? Если я не хочу, то у нее проснулся некий спортивный интерес?

С таким я тоже сталкивался. Ладно, не я, Костян. Друг часто рассказывал, что больше всего любит добиваться именно недотрог. Или тех, которые ему отказали. Вроде как собственную самооценку повышает. Зато когда все случается — ему дальше уже неинтересно. Единственный камень для косы Костяна оказался его первой и пока нынешней женой.

Больше всего я надеялся, что пока Наташа поднимает меня до квартиры, нам никто не встретится. Хотя уже даже придумал отмазку. Будто меня укусил энцефалитный клещ. Мне сделали укол и медсестра с районной поликлиники помогает добраться до дома.

Однако мое везение решило, что с меня достаточно испытаний. Нам на лестнице никто не попался.

— Ты тут живешь? — спросила Наташа с некоторым недоверием, когда мы добрались до квартиры.

— У меня так часто бывает, — ответил я, ковыряясь — Женщины как узнают, что я неуспешен и беден, то сразу дают задний ход.

Наташа засмеялась и даже хлопнула по спине. Отчего я чуть не упал.

— Ты веселый, Матвей.

— Этим все остальное компенсирую.

— Ого, какой котик!

Это в приоткрывшуюся дверь пролез Григорий. Я почувствовал, как недоволен бес. Хотя тот и находился в образе животного.

Григорий торопливо завился между наших ног. Со стороны это казалось довольно мило. Соскучившийся котик трется о ноги. Но я видел, что бес обнюхивает больше меня. Точнее изучает остатки хиста.

Я с трудом зашел внутрь, повернувшись к Наталье.

— Спасибо, что довезла. Сам бы я не справился.

Она было попыталась зайти за мной, но я в сторону не отодвинулся. Всем своим видом показывая, что на этом наша затянувшаяся встреча закончена.

— Ладно, тогда я поеду, — сказала она. — Если станет скучно или еще что, звони.

И вытащила из кармана визитку. Блин, если так пойдет, то надо будет визитницу купить. Или она нужна, чтобы свои данные раздавать. Вот только что я напишу? Зорин Матвей Сергеевич, рубежник, доставщик роллов.

У Наташи, к примеру, было написано: «Дегтярева Наталья Викторовна, „Стратегические решения“, главный управляющий».

— Хорошо, если что, позвоню, — пообещал я.

— И еще, Матвей. Я тебе так и не сказала. В общем, я не знаю, что ты там сделал, но… чувствую, что это нечто очень важное. Спасибо тебе!

Улыбнулась, чмокнула в щеку и пошла вниз. Я же стоял с глупой улыбкой, не в силах закрыть дверь.

Не знаю, как подобное смотрелось со стороны. Наверное, что последнего девственника Выборга поцеловала в щеку девушка. Что, кстати, неправда. За мной еще несколько гиков очередь занимали.

Просто я действительно не мог двинуться. Внутри словно что-то взорвалось, а по сосудам бежала не горячая кровь — расплавленная магма. Ощущения были непередаваемыми. Хотелось бегать по стенам и по потолку. А чувствовал я себя мистером Олимпией и мастером спорта по всем видам спорта. Короче, Александром Невским.

Лишь спустя минуту я понял, что стою там же, глядя в подъезд и дрожа всем телом. Я осторожно закрыл дверь и та хлопнула так, что штукатурка посыпалась. Неожиданно пришло понимание, что вот теперь я точно не человек. Рубежник! С двумя отметинами на груди.

Я дошел до ванны, не в силах отделаться от ощущения, что квартира стала меньше. А я наоборот, больше. Стянул грязную потную футболку и уставился в зеркало. Так и есть, два рубца, один возле другого. Словно кто-то в тюрьме отмечал дни, которые провел в неволе.

А еще показалось, что мышцы будто бы стали рельефнее. Я никогда качком не был, впрочем, как и заморышем. Жилистый, сухой. Мог жрать сколько угодно и не толстеть. Можно сказать, что у меня и до встречи со старухой были суперспособности.

Однако теперь, мышцы прямо выпирали буграми. Даже кубики на животе появились, которых сроду не было. А еще хист… Его опять оказалось вдоволь. Словно вчерашняя ночь всего лишь жуткий кошмар. За какие-то доли секунд после ухода Натальи он восполнился.

— Будет уже, будет, — раздался позади недовольный голос беса. — Хватит силой плескаться, словно дитя неразумное. Помнишь, о чем я тебе говорил.

Я кивнул. Даже глаза закрыл, несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул, унимая бешено стучащее сердце. Так, вроде стало получше.

Открыл глаза и увидел, что мышцы словно оплыли, исчезли. Нет, дрыщем я не стал, но накачанность пропала. Забавно, значит, с помощью хиста я могу превратиться в самого крутого бодибилдера в мире.

— Тяжело с тобой будет, — укоризненно качал головой Григорий. — Всего второй рубец, а думаешь, поди, что опытный рубежник.

Я стыдливо опустил глаза. Вообще, именно так и посчитал. Если честно, первым желанием было схватить нож и бежать искать лешачиху. Теперь, после слов беса, адреналин немного ушел. Пришло понимание, что по сравнению с кощеем, я все та же муха. Разве что чуть покрупнее.

— Ты хоть понял что? — сурово спросил Григорий.

Совсем, как строгий учитель, отчитывающий двоечника.

— Понял, — серьезно сказал я. — Мой хист завязан на то, чтобы я помогал людям.

Бес посмотрел на меня, как на умственно отсталого, тяжело вздохнул и выдал лишь одно слово:

— Балбес.

Глава 10

Нет, не выгляди Григорий таким возмущенным, я бы даже рассердился. Но бес напоминал Сизифа, который смотрел на скатывающийся вниз камень.

— Не надо так остро реагировать, — пожал плечами я. — Просто подумал, что если рубец появился после ее «спасибо»…

— Балбес ты, Матвей, — повторил Григорий. — Имя у тебя такое, а толку-то…

— Да что не так? Объясни нормально?

— Я что тебе про хист говорил?

Я почесал затылок. Говорил он много чего, всего и не упомнишь. Наверное, надо было конспектировать.

— Никто про свой хист не рассказывает! — продолжил Григорий. — Это самое основное, что может быть.

— Так ты же свой.

Бес застонал, словно наш разговор причинял ему невыразимую боль.

— А кто у тебя