Книга Пришествие Баллоков - Джин Брюэр
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Затем он снова вернулся домой, но обстановка поменялась: телевизор и часть интерьера изменились. Никого в доме не было. Брюэр вернулся на собрание в настоящее время.
# После собрания Джин опять контактирует с Уолтером и просит от него устроить демонстрацию могущества Баллоков прямо во время выступления в ООН.
# Джин предлагает жене попробовать отправиться куда-нибудь вместе с ним, но у них ничего не выходит. И тут он обнаруживает, что попал на Ка-Пэкс в одиночку. Видимо, по воле Уолтера. Он начинает летать по планете в поисках людей и находит Джина (сына Роберта и Жизель). Внук разговаривает с кем-то, имеющим черты одновременно и человека и обезьяны (может, это был ребёнок флед?). Они перекидывают друг другу какой-то фрукт, похожий на сливу. Когда «слива» падает на землю, её съедают. По ощущениям, доктор Брюэр пробыл на Ка-Пэкс пару недель. Доктор не раз видел флед, Роберта и Жизель, ихнего второго ребёнка, своих бывших пациентов (каждого встречал по отдельности), но не смог найти Эбби. Ему пришло в голову, что Эбби могла вернуться на Землю. Затем Джин вернулся в своё время, к себе домой.
# Под конец дня доктор обнаруживает, что для перемещения в прошлое достаточно в деталях представить момент, в котором хочешь оказаться. Поскольку каждый момент жизни уникален, то и перепутать их трудно.
ДЕНЬ СЕДЬМОЙ
# В этот день Джин осознаёт, что он может посмотреть своими глазами на то, как создавались великие творения прошлого, писались картины и так далее. Он выбирает Людвига Ван Бетховена. В одно мгновение Джин оказывается на концерте маэстро. Далее перевод дословный:
Когда я открыл глаза, то немедленно узнал фигуру Людвига Ван Бетховена на возвышении. Солисты и хор подходили к кульминации Девятой Симфонии. Несмотря на то, что я не мог слышать музыки, это зрелище было настолько мощным, что мне стало трудно дышать. Я был всего в нескольких шагах от мастера! Послушав немного, я оглянулся и увидел, что некоторые слушатели злобно кричали, обращаясь к Бетховену. К счастью, маэстро не мог их слышать[59], и его лицо выражало такую степень блаженства, что я крикнул публике заткнуться. Меня поразило, что люди могут быть такими дремучими, чтобы не признавать гения даже тогда, когда слышат музыку, которая превосходит все музыкальные творения своего времени. Я смотрел, как его пухлые, но невероятно грациозные руки руководят музыкантами, а его фрак танцует в такт мелодии.
Варварство публики привело меня к пониманию, что насилие и жестокость всегда характеризовали человечество. Почему люди получают удовольствие, убивая не только всё, что ходит, плавает и летает, но и своих собственных соседей, если появляется такая возможность? Почему мы испытываем удовлетворение, когда казнят осуждённых? Ведь это ставит нас в один ряд с убийцами или насильниками. Почему мы так охотно отправляемся на войну с другой страной, борясь за мир или под любым другим нелогичным предлогом?
Я оплакиваю труженика Бетховена, который смог подняться над человеческой природой и достичь вершин. Возможно, поэтому мы так любим великие произведения искусства: на миг мы осознаём, что красота противоречит нашей внутренней сути и показывает, какими мы могли бы быть, если бы вышли за границы своей порочной натуры. Если бы мы только могли развиться и избавиться от тупости, жестокости и насилия. Какие же мы дураки! Мы и правда не заслуживаем пережить нашествие Баллоков!
Симфония была окончена, и бедный Людвиг повернулся к рычащей толпе [snarling crowd]. Действительно, многие аплодировали, но отвратительная реакция некоторых вынудила его быстро покинуть сцену. Я рванул за ним за кулисы, где он торопливо пошёл к карете, предоставленной организаторами концерта. Я с грустью наблюдал, как кучер поторапливал лошадей, а на дороге в пыли валялась шляпа великого человека. Впервые я хотел бы иметь тело, чтобы хотя бы прикоснуться к шёлковой шляпе, хотя бы на секунду дотронуться до её краёв, взять её с собой в настоящее время!
Несколько представителей публики кинулись вдогонку, но отстали от кареты через квартал или два [Дело в том, что овации Бетховену были настолько продолжительными, что за мастером погналась стража: столь длительные аплодисменты в то время полагались только королям — прим. пер.]. Убили бы они его? Может и нет, но я знал, что они на это способны. Я обнаружил, что смотрю на них с отвращением, потому что знаю, что у них — и у всех нас — внутри…
«Значит, теперь ты понимаешь, почему вы должны исчезнуть?»
«Ты здесь, Уолтер?»
«Я всегда с тобой, доктор».
«Ты отправил меня сюда, чтобы показать, что все мы — убийцы?»
«Нет, ты сам нашёл путь. Поздравляю».
«Спасибо, я знаю» — ответил я саркастически, как иногда Баллоки отвечали на мои слова или поступки. Я почувствовал, что хочу быть одним из них, избавиться хотя бы от оков нашего ограниченного разума и тела, нашей атавистической[60] потребности снова и снова повторять ошибки прошлого, не имея представления о полной картине происходящего.
«Думаю, я должен вернуться назад и сказать комитету, что не могу произнести речь. Что наш вид — мы — всегда были убийцами и всегда ими будем».
«Это один из возможных вариантов»
«А есть ещё один?»
«Действовать в соответствии с изначальным планом»
«Зачем?»
«Затем, что не важно, насколько малы шансы, что вы внезапно станете пацифистами, — у людей есть черты, которые позволяют надеется на перемены в лучшую сторону. За прошедшие века вы сделали не мало шагов в этом направлении».
«Если бы вы не прибыли на Землю, сколько бы времени занял у нас путь к пониманию, что убийства — больше не повод для гордости?»
«Твоя жена назвала разумные сроки. Тысячелетие или два»
«Но вы не можете позволить нам достичь этого своим путём?»
«Мы уже говорили об этом. Подумай о тех бесчисленных жизнях, которые будут потеряны за тысячу лет в ваших бесконечных войнах и других формах насилия. Мы не можем ждать вас вечно. Хватит значит хватит».
«И всё же вы думаете, что я должен пройти через все стадии этого фарса».
«Нет, мы думаем, ты сам захочешь их пройти».
«Спасибо ещё раз. Будем считать это комплиментом». После паузы я добавил: «Вы видели партитуру? Симфония была великолепной, правда?»
«Для людей — возможно».
«Разве не существует вещей, которые прекрасны для каждого?»
«Не существует. Восприятие красоты основывается на
