Книга Охотники за курганами - Владимир Николаевич Дегтярев

хребте! Что за богатство имеем мы в Сибири! Не описать, ей-богу! Полагаю, что у вас все к отбытию готово, господин Мятлев? Будем считаться по бумагам или, как гентельманы аглицкие, разойдемся в делах губернии под честное слово?

— Фогтов! — снова крикнул Мятлев в глубину коридора.

Эхо досочного покрытия длинных переходов здания гулко и тоскливо отозвалось: «Готов!»

— Да нет уж никого из ваших людей, — все еще улыбаясь, сообщил отставленному володетелю Соймонов. — Только во двор желают пройти сотни две тобольских жильцов, так я их попридержал своим казацким отрядом.

— Ваша милость, — сердцем, не душой, не выдержал Мятлев, — не дайте свершиться низкому преступлению! Вывезите меня тайком отсель! А уж я — я отблагодарю вас непомерно!

Он слез с кресла и бухнулся перед Соймоновым на колени.

Соймонов обошел бывшего губернатора, занял положенное ему теперь место за столом и сам теперь крикнул в коридор:

— Сенька! Писарчука ко мне! Нет, двух! И пусть люди на улице готовят десять выборных. Оказалось, противень есть у тоболян на бывшего губернатора!

— Дело будет, господин Соймонов! — донесся грубый голос Сеньки. — Тут, Ваше высокопревосходительство, в подкаменке клети полета колодников. Их как?

— Расклепать, воды, водки, хлебова из губернской кухни. Но пока придержать!

Мятлев, почуяв горячее томление в голове, упал на брюхо и затих.

***

Князь Артем Владимирыч Гарусов, оставив при джунгарской сотне десяток своих конных людей, вернулся в город как раз к моменту появления в верхнем городе Соймоновского обоза. Рядом с князем скакали Егер и Акмурза. За ними на здоровенной кобыле тяжеловозной породы подскакивал седалищем старовер Хлынов. А замыкал гоньбу в легкой таратайке на колесном ходу бескучерно и неспешно Александр Александрович Гербертов. Сначала грозная, потом пьяная ночь притомили петербургского посланца, и он дремал, завалившись на бок.

С реки въехали за городское кладбище, к началу нижних улиц Тобольска. Пахло гарью, горелым зерном и лесом. По разным сторонам посада выли бабы. Хлынов на своем битюге обогнал княжеский поезд и свернул в свой проулок. Здоровенные парни, увидев хозяина, враз растащили козлы, делавшие перегород проулку.

Домик князя Гарусова стоял невредимый. Даже уроненный в спешке ночной резни тын кто-то прибрал и поставил на место. Хлыновские молодцы похватали за узды лошадей въехавшего люда. Хлынов еркнул по парням глазами, потом повернулся ко князю:

— Артем Владимирыч…

— Не насилуй свою веру, Хлынов, — прервал старика Артем Владимирыч, — мы все у меня примостимся. В тесноте, сам знаешь — без обиды… Ты давай озаботься скорым походом. Собирай телеги, зимние полозья к ним, упряжь… А уж у тебя — потом погостим, с победой.

Хлынов понятливо и весело гикнул древний походный клич, свернул битюга в свой двор и пропал среди грузных построек.

***

Александр Александрович Гербергов притормозил таратайку возле спешившегося князя. Но глядел на Акмурзу. Так, в сторону джунгарина, и сказал:

— Меня ищите, буде пригодится, на дворе итальянца.

Артем Владимирыч кивнул и отвернулся. Гербергов поспешно отъехал.

Вошли в избу. Изба князя оказалась заботливо натопленной. Сразу от джунгарина понесло конским потом и человеческой прелью.

— Спать пойду в кабак, — сразу сказал на этот запах Егер.

В дверь, не стукнув, провалился один из бугаев Хлынова:

— Разреши говорить, князь! Хозяином велено тебе передать назад твою шкатулку! А на словах передать велено, что в Тобольск прибыл сим часом новый губернатор — Соймонов! Мятлева народ требует на правеж по противню!

Артем Владимирыч взял у холопа свою шкатулку, поцеловал ее. Потом резво обернулся к Егеру:

— Что у тебя за каприз, едрена суена? — весело спросил князь у Егера, узнавши довольную новость про нового губернатора. — Как это — спать вне дома? Выпорю! Новый володетель в городе! Баню топи, образина буева! Теперь все печи топить можно!

Егер обрадовался матерности князя, как младенец сосцу, и вырвался во двор, к бане.

Акмурза все это время стоял у правой стены, держа правую руку на сабле. Князь взял его за правый локоть и подтолкнул к столу. Найманский князек дернулся — урус совершил вольность, тронув его по бойцовой руке.

— Садись, — велел князь.

— Мен-аманат гой? — Спросил Акмурза, сев за высокий русский стол боком, оставляя место для замаха сабли.

— Джок, — ответил князь Андрей, садясь за стол и доставая свой древний кинжал, — сен мен тамыр! Вот, возьми царское оружие! Это залог нашей кровной дружбы!

Спросив, не заложник ли он, Акмурза нарушил древний обет воина — не знать о своем будущем. Видимо, джунгарам жилось худо, если воины опускались до бабских вопросов. Князь Гарусов потому первым и назвался тамыром — кровным братом Акмурзы, чтобы не упустить в степь потребную в скором тяжелом походе крепкую сотню конных воинов. И потом, тамыр живет у своего названого брата по его правилам. И, значит, сходит в баню и выпьет водки. А опосля бани и водки всегда получается нужный, бестайный разговор.

А кинжал дамасской работы, подаренный князем Акмурзе, точно был царским. На конце его рукояти явственно читался, хоть и вышлифованный веками, профиль орла. Если долго рассматривать саму рукоять, можно было различить человекоподобную фигуру с крыльями за спиной и в накидке из леопардовой шкуры.

Эта фигура и заканчивалась головой орла. Сия фигура в седой древности означала надсмотрщика — нетеру. И даже погляд на нее был древним людишкам страшен, не то что живой сур, в яви и с оружием. Мигом сотни рабов летели в подземные тюрьмы и в шахты. Или во рвы Дагона, заживо заливаемые болотной жижей страны Месопотамии.

Акмурза низко наклонил голову над столом и замахал руками. Он, хоть и пренебрегал правилом воина — умирать без спроса, но чтил древние устои и понятия непомерной власти. Дареный кинжал со знаком сурской власти был для него дороже аула в сотню юрт и всего аульного скота и аульной бишары — простых скотоводов.

Князь Артем вынул кинжал из ножен таких же старых, как и клинок. И ножны, и кинжал он положил перед Акмурзой.

— Монету дай, — подсказал князь, — обычаем нашим оружие покупают.

Акмурза, не сводя глаз со священного клинка, отвязал от пояса кису и высыпал на стол горстку монет, золотых и серебряных. Артем Владимирыч выбрал малую серебряную монету и пальцем подгреб ее по столу к себе. Монета, он не ошибся, чекана была нового, и на ней четко выделялась тиара над сухим, мученическим профилем Папы католиков. Так, так… а ведь пошла государева работа! А ведь подозрения Государыни подтверждаются! И теперь князь Гарусов во всю силушку может