Книга Иванушка на курьих ножках - Дарья Донцова

я.

– Дайте угадаю, – продолжил сын Эмилии, – женаты двадцать лет?

– Нет, – возразил я, – никогда не заглядывал в загс, убежденный холостяк. Просто с детства редкий зануда. И грязно на улице.

– Да уж, не лето, – кивнул Мариус. – Чай, кофе? Погода теперь истеричная. Зимой может дождь пойти, а летом холод настанет.

Мило беседуя о капризах климата, мы добрались до просторной столовой, которую при помощи арки соединили с кухонной зоной. Еще некоторое время ушло на беседу о сравнении цейлонских и индийских сортов чая, об уместности добавления в заварку молока, лимона, сахара.

Потом хозяин живо принес чашки, мы сели за стол, возникла пауза. Мариус выжидательно смотрел на меня, поэтому я первым завел беседу:

– Ко мне обратилась ваша сестра Валерия…

Мариус, не перебивая, выслушал мой рассказ до конца, потом спокойно сказал:

– К сожалению, так получилось, что у нас с Лерой нет тесной связи. Она старше меня, но разница в возрасте для многих детей не помеха. Только мама… Поймите правильно, трудно говорить правду. Мама – она мама, как бы себя ни вела, она дала жизнь ребенку. И жаловаться на что-либо я не имею права. Я рос в полной семье, в достатке, в сытости, у меня были игрушки, книги, получил хорошее образование. Родители меня любили оба. А вот к Лере…

Мариус примолк.

– Понимаю, – кивнул я, – между вами дружба не завязалась.

– В детстве да, – согласился молодой человек, – потом мы нашли общий язык.

– Странно, что девочку отправили жить в Подмосковье еще до вашего рождения, – высказал я свою точку зрения.

Мой собеседник пожал плечами.

– Ей повезло. Няня, Ада Марковна, была замечательным человеком. Вот она без памяти обожала воспитанницу. Пыталась нас подружить. Период своего пеленочного младенчества, конечно, совершенно не помню. Но в школьные годы понял, что мать дочь не любит: постоянно ее шпыняет, осыпает замечаниями, придирается. При папе мама вела себя более или менее прилично. Но когда он уезжал на гастроли, распоясывалась по полной программе. Валерия же хотела мне понравиться. На каждый Новый год, на все дни рождения, всякие праздники я получал от сестры открытки, которые она сама рисовала. К почтовой карточке прилагалась небольшая сумма денег. Не удивляйтесь, мать никогда не давала Лере даже копейку на карманные расходы, девочка начала сама зарабатывать. Как? Писала всем сочинения, ей за них платили. Цены смешные, копеечные в прямом смысле слова, но я становился обладателем некой суммы.

Мариус засмеялся.

– Один раз Валерия сделала мне театр. Там были занавески, сцена, по ней передвигались фигурки из картона. Я пришел в полный восторг, сел играть, и тут откуда-то вернулась мама, устроила целый допрос. Соврал: «Сам сделал».

Рассказчик опустил голову.

– Почти сразу пожалел о своей лжи. Мать начала всем рассказывать, какой я талантливый. В первый класс только пошел, а такую красоту соорудил! Расхвалив меня, мама начала ругать Леру, дескать, у той обе руки левые, ни на что не способна. Я сказал сестре: «Прости! Театр очень понравился. Но если мама узнает, что его ты смастерила, она поделку выбросит! Поэтому солгал». Девочка отреагировала без обиды: «Играй спокойно. Ты правильно поступил». Затем поступил я в балетное училище, занимался там старательно, но без восторга. Потом мне купили компьютер, и все! Решил стать айтишником, о чем честно сообщил родителям. Мама, как обычно, впала в истерику, но отец встал на мою сторону: «Танцы-шманцы! Попрыгает парень на сцене, и на пороге сорокалетия на пенсию пора. Что ему делать дальше?» Мать руки заломила: «Мариус гениален! Станет постановщиком! Внесет огромный вклад в искусство!» Отец засмеялся: «Великих балерунов по пальцам пересчитать. А гениев один на век, и Мариус к ним не относится. Следует признать: средний танцовщик из парня получится. Выпрут его из коллектива по возрасту – начнет водку глушить, сопьется!»

Хозяин налил мне еще чаю.

– Мама никогда за словом в карман не лезет, терпеть не может, когда чего-то хочет, а не получает желаемое. Чтобы добиться своего, пустит в ход все: начнет кричать, зальется слезами, свалится на диван, причитая: «Умираю!» Надуется, перестанет разговаривать, исподтишка примется гадости делать. Характер у матери трудный. Но она твердо идет к цели и почти всегда имеет что хочет. Лишь на отца не действовали никакие матушкины уловки. Она на диван упадет: «Умираю!» – а муж ей в ответ: «Похороню в красивом гробу». Или у матушки истерика, вопль: «Ты меня не любишь!» Ответ: «Согласен. В данный момент испытываю брезгливость, отвратительно выглядишь!»

– Ваш папа обладал твердым характером, – отметил я. – Удивительно, как по-разному дети запоминают старших. Валерия говорила о Кирилле Мефодиевиче иначе: тихий, молчаливый, никогда не спорил с женой, не любил выяснять отношения.

– Девочку отправили в деревню, когда ей было очень мало лет. Разве малышка в таком возрасте способна правильно оценить поведение взрослого человека?

Глава двадцать третья

Мариус встал и снова включил чайник.

– На беду, у моей бабушки Анны Степановны были свои принципы. Что у них с мамой произошло, не знаю, но ни она, ни дед, пока были живы, никогда к нам в гости не заходили. Меня любили, всегда привечали, Валерию к себе приглашали. Почувствуйте разницу! Я мог прибежать когда захочу, в любое время! Хоть каждый день у старших Фокиных сидеть. А Леру приглашали! Звали в гости в определенное число, в указанное время. Лет в одиннадцать, случайно подслушав разговор бабули с дедом, я понял, почему старшее поколение не принимает девочку и не хочет общаться с невесткой. Родители отца пребывали в твердой уверенности, что невестка забеременела до свадьбы, изменила Кириллу, но ухитрилась убедить того в отцовстве. Валерия не родная им.

– Почему они так решили? – удивился я.

– Беседа у них началась после слов деда: «Валерия талантливая девочка. Она очень хорошо рисует. Может, попросить Леонида Петровича ее работы посмотреть?» Бабуля ледяным тоном осведомилась: «Тебе откуда это известно?» Дед смутился, но продолжил: «Увидел, как она по двору идет, спросил, как дела. Лера папку со своими работами открыла».

Мариус прищурился.

– И тут бабушку понесло. Я за дверью затаился. Услышал, что до того, как обратить внимание на маму, отец ухаживал за внучкой подруги бабули, все думали, дело катит к свадьбе. И никто не сомневался, что ни юноша, ни девушка до бракосочетания в одну постель не лягут. Их так дома воспитали: в брак следует вступать с чистыми душой и телом. Старомодно, но Токины…

– Кто? – невежливо перебил я рассказчика.

– Токины, – повторил Мариус. – Их дочь Нина училась в балетном вместе с мамой. О последней шептались в