Книга Дом пепла - Мэй

становились полноценными рисунками, Мэтту нравилась именно легкая небрежность, незаконченность.

В глубине души он боялся, что однажды Даниэль примет сторону одного из родителей и тоже скажет, что нужно подумать о будущем. Мэтт не был уверен, что стоит это делать. Жизнь может оборваться в любой момент, так какой смысл строить планы или пытаться чего-то добиться? Всё равно ты умрешь, в страхе и одиночестве.

Мэтт собирался пойти на кухню за чаем, когда заметил, что листы на столе шевельнулись. А потом из-под них выползла яркая змейка. Черные и красные кольца, чередующие с короткими желтыми.

Коралловый аспид. Чертовски ядовитый.

Не оглядываясь, Мэтт зашел на маленькую кухоньку. К счастью, чай еще оставался, холодный и невкусный, горчащий на языке травами, но какая разница. Вообще-то и утренний еще должен был действовать… но змеи, похоже, проскользнули в его сознание.

Или из его сознания.

Выдохнув, Мэтт устало оперся ладонями о стол, опустив голову. Сейчас, чувствуя себя в относительной безопасности, он задумался, почему вообще змеи? Пусть привычка определять их осталась, но о прогулках с дядей Майклом он не вспоминал много лет.

Змеи не то чтобы играли в его жизни какую-то значительную роль… хотя всегда были связаны с чем-то неприятным. Как тот раз, когда мать разрушила их прогулки по болотам. Они нравились Мэтту. А потом ссора матери с Даниэлем поразила его, как и наказание брата.

Правда, когда Дан уезжал в семинарию, это тоже было отчасти связано со змеями. К ним в особняк тогда заползла обычная маленькая иловая змея. Совершенно неопасная. Даниэль поймал ее и пришел в полный восторг. Его искренне восхищало гибкое тельце, его красота.

Мать страшно испугалась и сказала выбросить эту гадость.

Даниэль тогда отнес змею подальше, почти к реке, а через пару дней заявил, что уезжает в семинарию. Вряд ли эти события были связаны, но в памяти Мэтта так и осталось. Змеи, перед тем как его кинули.

Мэтт до сих пор считал, что Даниэль мог тогда и поговорить с ним. Хотя вроде бы Мэтт сам избегал брата до его отъезда, хлопал дверью своей комнаты перед его носом, а потом еще долго дулся.

Правда, обида на брата быстро исчезла. Мэтт подумал, что будь он постарше, тоже увязался бы следом. Мать тогда была в восторге и явно не замечала усмешек Даниэля. Он уж точно не шел к богу, всего-то хотел стать самостоятельным.

Тогда Мэтта в очередной раз начал задирать Паркер. И заявил:

— Даже твой брат тебя не любит! Кинул.

Вообще-то его собственный брат Кристофер отправился в ту же семинарию еще раньше… но Мэтта задели эти слова. Очень сильно.

Он после этого с истинно юношеским максимализмом и упрямством настоящего Эша решил, что ему нечего терять и можно пуститься во все тяжкие. Раз его никто не любит, он теперь тоже сам по себе.

В комнате послышался шум, и Мэтт почти против воли пошел туда. Это ведь не могут быть змеи? Он же выпил чай! Что-то другое. Может, забыл закрыть окно, и это ветер.

Зайдя в комнату, Мэтт ощутил, как закружилась голова, как мир закачался, а реальность трескалась и крошилась. Потому что среди рисунков на столе ползали змеи, диван занимали гибкие, постоянно двигающиеся тела. С подоконника шипело месиво маленьких тел.

Обернувшись, Мэтт хотел сбежать, хотя вряд ли понимал, куда именно. Дверной косяк облепили змеи, которые совершенно точно не могли там держаться, и Мэтт со сдавленным воплем рухнул на пол, неуклюже отползая.

Комната как будто потемнела, хотя за окном бушевал разгар дня. Постоянно двигающиеся тела освещались разноцветными отсветами, которые быстро менялись: красный, синий, красный, синий.

Как в тот день в квартире какого-то приятеля, имени которого Мэтт уже и не помнил. Полицейские мигалки за окном, когда к ним ворвались и задержали по обвинению в вооруженной краже. Их тогда увезли в участок, а Мэтт был достаточно пьян, чтобы не понять, что происходит.

Ему было всего-то лет пятнадцать, поэтому сразу вызвали родителей. Отец приехал с Даниэлем и Амалией, которая тут же взяла полицейских в оборот. Отец отвез домой, и на пороге своей комнаты Мэтт мялся, не зная, как объяснить Даниэлю, что ни в какой краже он не участвовал. Он протрезвел настолько, что ему стало стыдно.

Даниэль не захотел говорить.

— Я очень устал, Мэтт. Я хочу спать.

Стрелки часов тогда показывали глубоко за полночь. А на следующий день Даниэль вернулся в семинарию. Правда, после этого быстро ее бросил, а Мэтт так и не объяснил, что ни в чем таком замешан не был. По крайней мере, в тот раз.

Даже твой брат тебя не любит.

Мэтт сжался в клубок на полу, слыша постоянное шипение, чувствуя, как змеи заползают на его ноги, находят дырочку, где джинсы выбились из ботинок, ныряют в штанину, гладко касаясь кожи.

Может, они поглотят его. Живое шевелящееся гнездо змей поверх еще теплого тела.

— Мэтт!

Голос казался реальным, но Мэтт зажмурился, не желая видеть очередные глюки. Если на его глазах Даниэль потечет и оплавится, как те туристы, он этого не выдержит.

— Abstulit! Dimittite eum solus.

Латинский убедил Мэтта, что это не видение. Он не понял ни слова, и вряд ли призраки или что-то другое стали бы говорить на латыни. Шелест исчез, дышать стало как будто легче. Мэтт осмелился открыть глаза и поднять голову.

В дверях правда стоял Даниэль. В аккуратной белой рубашке и брюках, которые он носил только на официальные приемы. Его поза казалась спокойной, руки опущены, но при этом в нем ощущалась сила. Мощь, которая способна прогнать любую грозу, воля — и смелость, чтобы их использовать.

Даниэль не боялся быть сильным.

Он пришел.

Когда всё стихло, а Мэтт поднял голову, Даниэль тут же опустился рядом с ним. Комнату снова наполнял солнечный свет, на рукаве Дана виднелась капелька крови, как будто рана от последнего обряда с лоа снова открылась. Он не обращал на это внимания и мягко обнял Мэтта.

— Всё хорошо, всё хорошо…

Мэтт верил ему, как и всегда. Позволил себе расслабиться, уткнувшись в плечо брата.

— Я ничего не делал. Тогда. Кража. Не делал.

— Что? О чем ты?

— Давно. Полиция задержала, но я правда был ни при чем.

— Это неважно.

— Ты ведь будешь любить меня? Даже если я изменюсь. Даже если никогда не буду меняться.

— Конечно, Мэтт. Ты всегда останешься моим братом. А я буду рядом.

— Ты почти ушел. Навсегда.

— Но вернулся. Я слышал, как ты зовешь меня. Ты