Книга Секрет Сабины Шпильрайн - Нина Абрамовна Воронель

они уезжают, а я останусь с тобой.

Ева уехала с Ренатой, и через неделю вернулась за своими вещами – Рената была права, после прослушивания ее тут же приняли в эту одаренную школу. Поскольку школа была всесоюзная, при ней был интернат – это такой дом, где одаренные дети спали и ели.

И тогда мама Валя объявила, что они со Львом Ароновичем недавно поженились и теперь ее фамилия – Гинзбург. Получилось, что только я осталась Столярова: папа Леша умер, а мама Валя стала Гинзбург.

– Оставайся Столярова, – сказала мама Валя. – Хоть бедный Леша был не подарок, тебе его фамилия в жизни пригодится.

Она теперь не боится, что ее спросят, какая у нее была раньше фамилия – до Гинзбург она была Столярова, а глубже никто не копает. Но, слава богу, никто не потребовал, чтобы я называла нашего нового Гинзбурга папа Лева, я могла говорить ему просто Лев – он считал, что это звучит красиво и душевно. Он так и сказал «душевно».

Мы устроили маленькую свадьбу – мама Валя испекла торт, а Сабина испекла какое-то итальянское блюдо из лапши с фаршем под названием «лазанья», которое немного подгорело, но все равно было очень вкусное. На свадьбу пригласили профессора Синицкого, руководившего диссертацией Льва, и его жену Лилиану Аркадьевну. Я для этого случая вплела в косички голубые банты под цвет глаз, маме Вале портниха сшила белое платье с кружевным воротником, и Сабина тоже принарядилась – для этого она вытащила из сундучка, хранившегося под кроватью, длинное сиреневое платье с пышными рукавами.

В Сабининой столовой мы накрыли красивый, под стать нашим нарядам, стол, а на кружевной скатерти расставили остатки драгоценного фарфорового сервиза, при виде которого жена профессора высоко подняла брови и воскликнула:

– Откуда у вас такая прелесть? – Она тоже принарядилась ради нашей свадьбы – на ней было серое платье из блестящего шелка, обшитое черными кружевами.

От ее вопроса щеки Сабины заполыхали малиновыми пятнами, и она сказала тихо:

– Это остатки моего приданого.

Лилиана Аркадьевна на этом не успокоилась, она перевернула одну из уцелевших фарфоровых чашечек и разглядела какой-то значок на ее донышке.

– О-о-о! – пропела она, – настоящий севрский фарфор! Где вы его купили?

На Сабину вдруг что-то накатило, она забыла про свою вечную осторожность и ответила: «В Вене».

– О, вы бывали в Вене? – не унималась профессорша.

– Да, я там жила несколько лет, пока посещала семинар профессора Зигмунда Фрейда.

Ноздри Лилианы Арнольдовны затрепетали:

– В доме девятнадцать на Берггассе?

– Боже, вы там бывали? – задохнулась Сабина.

– Да, у меня в юности было небольшое расстройство нервов и я ездила к доктору Фрейду на консультацию.

– Значит, вы тоже ходили туда, сначала по Порцелланштрассе, потом сворачивали на Берггассе и входили в дом девятнадцать? Поднимались по этой роскошной лестнице с витражами на каждой площадке?

– Да-да, лестничные окна выходили во внутренний дворик с круглой клумбой в центре. А поднявшись по лестнице, я звонила у тяжелой дубовой двери, и мне открывала красивая молодая женщина, которая была секретаршей Фрейда.

– Это была Минна, сестра его жены Марты.

Мне казалось, что Сабина и Лилиана не слушают друг друга, а поют дуэтом, как пели в опере, куда Сабина несколько раз водила меня с Евой, что-то вроде: «Бежим, бежим! – О, ты прекрасна! – Бежим! Погоня близко! – Дай мне взглянуть в глаза твои!»

Их пение не понравилось профессору.

– Лили, – сурово сказал он по-немецки, – ты забываешься.

У Лили испуганно затрепыхались ресницы.

– Не беспокойтесь, – утешила я их по-немецки, – в нашем доме вы можете разговаривать без опасений о чем угодно.

Профессор захохотал так, что фарфоровые чашечки зазвенели на фарфоровых блюдечках.

– Это что за чудо-дитя с косичками? – спросил он, утирая слезы.

– Это моя дочь – Сталина! – гордо ответила мама Валя.

Профессор поморщился, и я быстро сказала:

– Не обращайте внимания, герр профессор. Зовите меня просто Лина.

Тогда, задыхаясь от смеха, он спросил меня:

– А что думаешь о Зигмунде Фрейде ты, чудо-дитя с именем Сталина?

Я понятия не имела, что думать о Зигмунде Фрейде, и постаралась схитрить. «Скромность не позволяет мне высказывать свое мнение о столь великом человеке», – процитировала я из одной немецкой книжки, которую мы с Сабиной читали совсем недавно.

Профессор Синицын перестал смеяться и сказал серьезно: «Что ж, вполне естественно. Знаете ли вы, что имя Фрейда сегодня запрещено не только в России, но и в Германии?»

– И в Германии? Этого не может быть! – вспыхнула Сабина.

– К сожалению, еще как может быть! Совсем недавно по приказу Адольфа Гитлера на центральных площадях многих немецких городов были сожжены все книги Зигмунда Фрейда.

– А сам Фрейд? – ужаснулась Сабина. – Что с ним?

– Ах, вы не знаете? Фрейд умер. Больше года назад в Лондоне. Ему чудом удалось вырваться из Вены.

Сабина совсем потеряла голову:

– А Юнг? Что с ним?

– Вы имеете в виду Карла Густава Юнга? С ним все в порядке – он, по мнению Гитлера, настоящий арийский ученый, а не еврейский шарлатан. Он теперь председатель общегерманского общества психиатров.

– Если так, почему же он не вступился за Фрейда?

– Вам ведь известно, что бывают ситуации, когда никто ни за кого не может вступиться. Даже если захочет. Но я не думаю, что Юнг хотел. Он был рад избавиться от Фрейда, это расчистило его путь к вершинам карьеры.

– Откуда у вас такие сведения? – неожиданно ощетинилась Сабина. – Я не верю, что Юнг мог бросить Фрейда в беде! Даже ради карьеры!

– Боже мой, в Европе происходят такие события, а вас волнует какой-то Юнг! Что вам до него?

В ответ Сабина уронила на пол хрустальный бокал, один из трех, оставшихся в живых. Осколки со звоном разлетелись во все стороны, но она даже не вскрикнула – мне показалось, что ей все равно.

Зато Лев взволновался:

– Бокалы на свадьбе бить – счастливая примета! – выкрикнул он и побежал в кухню за веником и совком.

И тут наконец вмешалась мама Валя – решительно, как всегда. Она стукнула кулаком по столу:

– Мне кажется, дорогие гости забыли, что мы сегодня празднуем мою свадьбу!

Лев быстро поддержал ее:

– Выпьем за мою дорогую невесту! То есть нет, за мою дорогую жену.

– Горько! – крикнула Лилиана, явно желая подсахарить неприятный осадок. Все подняли бокалы с вином, и даже Сабина, которой Лев поспешно принес из кухни другой бокал из простого стекла.

Мама Валя поцеловалась со Львом Ароновичем, и тогда я крикнула «Горько!»

Все засмеялись, и они поцеловались снова. За столом стало весело, и никто, кроме