Книга Ржевский. Том 7 - Семён Афанасьев

писаных и неписаных правил.

— Ну, если у людей хватило возможностей подобное сочинить, то и правила для них с этого момента неписаны, — резонно заметил заслуженный чиновник. — И потом, сигналы противоречивые: дознаватели работают, от разных ведомств, согласия во мнениях пока нет. Ржевский, шёл бы ты отсюда? — старик поморщился.

То, что его сейчас не будут ни бить, ни убивать, стало очевидно. Соответственно, главное — спровадить негодяя поскорее и вернуться к своим делам.

А с ним потом посчитаемся.

— Игорь Фёдорович, давай забудем распрю? Серьёзное дело. Я тебе как персона твоего уровня, номинально если, повторю ещё раз: в твоей стране, в твоей вотчине, в зоне компетенции, за которую ты перед державой ответ держишь, злоумышленники затеяли…

— Чушь! — перебил обер-прокурор зло, перегибаясь через стол. — Не докажешь! — вырвалось у него в следующую секунду.

— Ах ты ж сволочь продажная, — черты лица белобрысого маргинала резко заострились. — Я-то думал: за кресло трясёшься, врагов не хочешь наживать, власть любишь. А ты…

До чиновника с опозданием дошло, что у незваного собеседника он бы мог выведать и побольше — если бы придержал язык и хотя бы спросил о цели визита.

— Чего хотел-то? — бросил прокурор неприязненно.

А про себя удивился: зачем это Ржевский в его кабинет — да с рюкзаком лез?

Может, там тоже деньги? Как для Веретенникова?

Спрашивать, однако, теперь не резон. По вполне понятным причинам.

— Знаешь, а я тебе скажу, чего хотел. — Негодяй дошёл до окна, распахнул створку и забрался на высокий подоконник. — Я хотел попытаться капельку профессионального куража у тебя пробудить: негоже массовое убийство сотен без ответа оставл…

— Поучи меня ещё! — вид уходящего в окно маргинала настраивал на удивительно решительный и смелый лад.

Впрочем, переусердствовать нельзя: дерётся наглец больно.

—…ять, если, конечно, ты эту землю своей считаешь, — буднично продолжил мысль Ржевский. — И если внуков своих тоже в этой стране видишь.

— Ой, вот не надо! — здесь прокурору даже изображать ничего не пришлось. — Это ещё кто на иноверцах женится! И половину состояния то в Залив, то в юрисдикцию Микадо переводит! Признайся, и к Престолу тоже примериваться начал⁈

— К какому? — негодяй всерьёз заинтересовался.

— Сто лет ваши на встречу наследников в столицу носа не казали! А тут, говорят, ты собственной персоной собираешься!

— Дурак ты, Игорь Фёдорович, — беззлобно отмахнулся блондин. — Шёл я к тебе, чтобы помощь предложить. Но вижу, она тебе без надобности.

— Какую помощь?

Неужели в рюкзаке деньги? Чёрт, а ведь с этим типом ничего мутить нельзя, как бы ни хотелось: те самые пресловутые красные линии.

Не поймут ни Юлия, ни Сам, ни кое-кто ещё (из запасных вариантов — Валентинов любил ставить на всех лошадей сразу, благо, должность и возраст позволяли).

— В расследовании двух эпизодов массовых убийств, — старательно, как малолетнему дебилу, выговорил Ржевский. — Я по наивности думал, таким вопиющим злодейством прокуратура под твоим чутким руководством озаботится.

— Ошибся ты, — уверенно кивнул старик. — Не было никакого злодейства. Так, случайный сбой: молодые маги из Академии запрещённый амулет с собой прихватили, из того магические флуктуации и вырвались. Заключение Академии будет завтра.

— Люди погибшие для тебя вообще ничего не значат? — блондин заинтересовался с таким видом, словно обнаружил в давно прочитанной книге неизвестную страницу.

— Не твоего ума дело. Оба эпизода засекречены, не тебе о том радеть.

— Нельзя применение ОМП засекретить. Дебилы… — Ржевский словно затеял открывать какие-то краники на своём рюкзаке.

Странно.

Впрочем, зрение у прокурора было уже сообразное возрасту, возможно, мелких деталей и не разглядел точно.

Убедившись, что физической конфронтации по-прежнему не предвидится, Валентинов осмелел окончательно:

— Эй! Ты что, только за этим сюда и лез⁈

— Ну да, — удивился маргинал, оборачиваясь. — Я тоже гражданин своей страны, оба раза свидетель. И, в отличие от тебя, понимаю, что произошло.

Игорь Фёдорович снисходительно промолчал и не стал говорить, что он в своём кресле тоже кое-что понимает. Просто Обер-прокурор имел договорённости с каждой из сторон.

Кто бы ни победил, чья бы партия ни пришла к результату первой, любая из них по-любому придёт договариваться сюда.

А погибшие, ну что погибшие. Вон, когда в конце месяца Соту будут переводить обратно на общие основания, там, поди, не меньше трупов будет.

В день.

— Шлёпнуть бы тебя, — будничного вздохнул Ржевский, словно примериваясь, как получше шагнуть из окна высоченного небоскрёба.

Валентинов напрягся. Неужели рано успокоился и расслабился⁈

— Да только не в тебе дело, а в системе, — припечатал маргинал. — Живи, бог тебе судья. А, кстати, чуть не забыл! Судья Веретенников на тебя возложил принудительный привод царя в суд. Только попробуй не исполнить завтра в девять утра, пожалеешь.

— О расследовании «кляксы» больше не печёшься? — уточнил зачем-то чиновник.

— Клякса? Ты о чём?

— Тот тип магии, который выжег улицу возле твоего имения, называется кляксой, — любезно пояснил прокурор.

Через секунду он повторно пожалел о собственном длинном языке. Но чёрт побери! Как хотелось поставить наглеца на место!

Например, дать понять, что Обер-прокурор знает много больше, чем кому-то кажется.

— А-а-а, так ты и сам в теме, — брезгливо поморщился негодяй с подоконника. — А я к тебе как дурак… думал, ты сломя голову вопиющее расследовать затеешь…

— Ты даже не представляешь, во что пытаешься ввязаться, — неожиданно для себя бросил Валентинов. — Мой тебе добрый совет: забудь всё, что видел. Забери своих жён и мотай нахер! Хоть в Залив, хоть в Японию — тогда жить будешь.

Старик немного помолчал, затем продолжил, переходя на французский:

— Понятно, что по молодости ты к своим шансам на престол прицениваешься. Забудь! И особенно выбрось из головы молодые бредни свои про справедли-и-ивость, — он передразнил последнее слово в собственном исполнении.

— Дурак ты, Прокурор. Просто богом проклятый дурак, если, конечно, в бога верить. Это ты не знаешь, во что ввязался.

А затем наследник маргинального семейства буднично шагнул с подоконника вниз. Вместе со своей поклажей за спиной.

Игорь Фёдорович в первую секунду даже глаза протёр: да ну, не может быть!

Впрочем, если негодяй на себя таким образом решил руки наложить, может, оно и лучше: заявления его жён-свидетельниц благодаря их иностранному подданству очень легко дезавуировать. Даже эту аль-Футаим, есть у юстиции Империи свои наработки и на эту тему.

Чиновник не поленился и лично спустился вниз, чтобы поискать под окнами небоскреба тело.

К сожалению, трупа Ржевского-младшего почему-то не обнаружилось, хотя по ночному времени никто не должен был успеть убрать.

Загадка. С другой стороны, помер Максим — и чёрт с ним.

К себе на этаж Игорь Фёдорович Валентинов поднимался в неожиданно хорошем настроении.

Глава 12

— Вечер в номер! — вежливо здороваюсь, заходя в огромное и дорого обставленное помещение.

По крайней мере Мадина говорит, апартаменты в этом гостевом крыле дворца Далии именно так и называются. Номера.

— Здоров и ты, коли не шутишь, — отвечает с огромной двуспальной кровати отец Шурик.

Поскольку жёны-близнецы дали мне все доступы как у них самих, после неудачного посещения Обер-прокурора я мотнулся в генеральное консульство Эмирата в Столице и оттуда — дипломатическим порталом сюда. Сразу, без пауз.

Священник валяется в горизонтальном положении, забросив руки под голову и глядя какое-то маго-видео из жизни животных пустыни.

При моём появлении он резко поднимается и сбрасывает ноги с кровати:

— Можешь распорядиться, чтобы меня из этой кутузки выпустили⁈ Домой не пускают! Сказали через удалённого переводчика, только по твоему разрешению отсюда выйду. Что за…?

— Мадина и Далия полностью в курсе всех моих проблем дома, — поясняю. — А человек ты непоседливый, отец Шурик.

— Моя непоседливость — не твоя забота!

— Жёны боялись, ты опять в какое-нибудь приключение вскочишь, едва отсюда выбравшись — и снова в летальное. Да такое, что на второй раз ног не унесёшь.

— А им, иноверцам, какая с того тягость? — сварливо ворчит церковный иерарх, жадно присасываясь к большому кувшину с местным экзотическим фруктовым соком. — Хотя кормят и поят похлеще, чем у нас иной раз — царя-батюшку, — признаёт он тут же непоследовательно и нехотя. — Или даже главу церкви. Последний, как известно, пожрать ещё больше любит. Даром что в пост… — последнюю фразу он бормочет на грани слышимости и в сторону.

Пошевелив пальцами в воздухе, старик подхватывает полоску вяленого мяса с одной из многочисленных тарелок, которыми уставлены добрые пять квадратных метров.

На прочей посуде находятся колбасы, несколько сыров, хлеб, зелень, овощи, фрукты, цитрусовые.