Книга Проклятие принцессы Алтая - Юлия Ефимова

интересовали татуировки слуги и геоглифы, которые надо было рассмотреть на плато. По возможности найти в записях у Виталия Галопова ответы на нужные вопросы. Конечно, была старая карта плато Акон, но сейчас даже там все изменилось. Мир не стоит на месте, все меняется, мы этого не замечаем, даже если эти изменения происходят рядом с нами, но как только мы возвращаемся в место, где не были хотя бы год, то видим их немедленно. Это как когда ты смотришь каждый день в зеркало, и тебе кажется, что отражение совсем не меняется, но стоит тебе встретить своих одноклассников, которых ты не видел лет двадцать, сразу видишь, как старость забирает всех к себе в пажи.

Сейчас на плато Акон стоял парк отдыха, плюс ко всему деревня археологов, видимо, строилась уже после того, как рисовалась карта Виталия Галопова. Одно он понял точно: в час ночи двадцать восьмого мая небо над плато должно быть идеально чистым, иначе замочную скважину, в которую надо будет вставить ключ, просто не найти. Именно так большими буквами начинались записи на каждой странице, словно Виталий Галопов молился всем богам, чтобы было именно так.

Но сначала надо вычислить место, в котором надо ждать указаний луны, а этого Алексей понять не мог. Виталий Галопов называл его в своих записях «куда указывает самый сильный зверь». Алексей изучил множество источников, но нигде так и не нашел никаких сравнительных критериев в силе изображенных зверей, тем более, что большинство из них были вымышленными.

Да, Алексей считался сильным логиком, но здесь нужно было нечто другое. Нужен был специалист — археолог и картограф в одном лице, тот, кто смог бы соединить воедино и татуировки, и ландшафт плато, и глубокое знание истории Алтая. Именно поэтому ответственная задача, которую Зина возложила на Алексея, все еще не была решена. Он, возможно, в первый раз подвел своего шефа, которая так в него верила. Под стук колес ему всегда думалось лучше, но сегодня не помогли даже железные друзья, выбивавшие такт дороги. Алексей был эстетом, воспитанным на старых фильмах. С детства он помнил замечательный диалог из фильма «Эта замечательная жизнь»:

'– Знаешь три лучших в мире звука?

— Да. Завтрак подан, обед подан, ужин…

— Нет-нет-нет. Стук якоря, гул самолета и гудок поезда'.

Сегодня Алексею не помог даже этот лучший в мире звук.

Собрав все исписанные Виталием Галоповым листки в рюкзак, он вышел на станции Шепси. Было не понятно, почему на улице не было ни души, может, время ранее, не было еще и семи, а может, в маленьком селе у Черного моря людно бывает только во время туристического сезона. Хотя календарно была еще весна, но на берегу Черного моря уже началось яркое, солнечное лето, чего не скажешь про Москву. Там весна еще очень неуверенно прощалась с городом своими холодными ветрами. Здесь же не только солнце светило по-особенному, но даже запах лета, вкусный и насыщенный цветением поселился на тихих улицах маленького приморского села.

— Молодой человек! — услышал он крик. Девушка-проводница бежала за ним по платформе. — Вы потеряли, — подбежав, она сунула Алексею в руки листок, который, видимо, выпал в купе, и, тут же развернувшись, побежала обратно, потому как поезд стоял на этой маленькой станции всего пять минут.

В голове у Алексея мелькнула мысль, что в провинции люди добрее и человечнее, чем в Москве. Поезд был проездной из Перми, значит, и девушка проводница оттуда. Москвичка бы не побежала за пассажиром ради какого-то листка, выкинула бы в помойку, а в лучшем случае отдала бы начальнику поезда или в бюро находок. Может, и здесь повезет, и с ним хотя бы поговорят, не захлопнув дверь перед носом. Было ранее утро, и в гости идти было некрасиво, естественно, если ты не Винни-Пух, но и ждать Алексей тоже не мог. Если он не разгадал карту, то, может, хоть другую информацию удастся собрать до связи Эндрю с группой. Следующий сеанс состоится только через сутки, а потому время здесь решает многое. Он положил переданный проводницей листок в карман и направился по имеющемуся адресу.

Найдя нужный ему дом, Алексей выдохнул и постучал в калитку. Дом ничем не отличался от остальных таких же на улице — двухэтажный, немного неуклюжий и какой-то недоделанный. Но зато просто утонувший в яркой зелени плетенного винограда и садовых деревьев.

— Вы к кому?

Дверь открыла женщина преклонных лет. У нее была очень короткая стрижка абсолютно седых волос, а в руках сигарета в мундштуке, которую она держала очень по театральному. Несмотря на семь утра, солнце уже начало палить, но женщина при этом куталась в длинную черную шаль.

— Простите за столь ранний визит, — начал раскланиваться перед странной дамой Алексей. — Неотложные обстоятельства привели меня к вам так рано. Я бы никогда не посмел…

— Ближе к делу, — перебила его дама, — иначе я пойду допивать свой утренний кофе.

— Я из Большого театра, мы готовим статью про наших звезд, мне нужен Герман Иванович Бурмистров. Я должен задать ему пару вопросов, — выпалил Алексей, боясь, что дама сейчас откажется говорить.

— Он всем нужен, — парировала женщина и глубоко затянулась, — но проблема в том, что он не будет с вами говорить.

Поняв, что дама собирается все же закрыть калитку, Алексей взмолился:

— Я вижу, вы сердечный человек, помогите мне. Это вопрос жизни и смерти, вы только отведите меня к нему, а я уж попробую разговорить его. В отделе по связям с общественностью считают, что у меня талант, в общем-то, поэтому и послали к Герману Ивановичу, зная, что он никого не принимает. Я могу разговорить даже мертвого. — Видя, что женщина не закрывает дверь, он добавил: — Моя благодарность была бы безмерна, — на этих словах он наклонился и поцеловал пожилой женщине руку.

— Ну, что ж, пойдемте, — сказала она и, не закрыв калитку, направилась к дому.

Внутри было все гораздо красивее, чем снаружи. В центре большой комнаты стоял черный рояль, хозяйка, не выпуская сигарету подвела Алексея к нему и торжественно сказала:

— Можете начинать, мне даже любопытно, как вы это сделаете, талантливый вы мой. — Ее низкий голос в сочетании с прической и сигаретой в мундштуке создавали странный, но притягательный образ, на который хотелось смотреть.

Алексей начал озираться, но пианиста нигде не увидел.

— Ну же, разговорите моего мужа, прошу вас. Мне срочно необходимо спросить у него, куда он дел садовую лейку, никак не могу найти, — женщина показала на вазу, стоящую на рояле, и Алексей все понял.

— Когда скончался Герман Иванович? — спросил он немного пискляво от неловкости ситуации.

— На прошлой неделе, — вздохнула она.

— Извините меня, я вам соболезную, — попросил Алексей искренне. — Я, пожалуй, пойду.

— Ну уж нет, — сказала женщина без тени возмущения, — теперь уже мне интересно, кто вы и что делаете здесь, в этой глуши. Пройдемте на террасу, будем пить кофе и разговаривать. Все равно следующий поезд в Москву только в обед. Но про Большой театр прошу больше не врать, его там до сих пор ненавидят и никогда бы сюда не приехали. Так что с меня кофе, а с вас честность.

— Я так понимаю, отказ не принимается.

— Вы не только красивы, молодой человек, но и чертовски сообразительны, — подтвердила она своим низким, прокуренным голосом, направляясь в столовую.

«Пианист неделю как мертв», — написал он смс Эндрю и проследовал за вдовой на запах кофе.

Глава 18

У женщин — все сердце, даже голова.

Жан-Поль Рихтер

Марьяна Воронова была абсолютной красавицей с длинными пшеничными волосами, голубыми глазами и пухлыми губками. Даже сейчас, в тридцать лет ее внешность не то, что не растеряла свою привлекательность, но и приобрела определенный шарм, превратив девочку Аленушку в красивую суперстерву.

С института она была обласкана режиссёрами. Начало ее карьере, конечно, положил руководитель ее курса, сняв в своем эпическом сериале. Мастер был заслуженный по всем фронтам и имел определенный вес в кино, потому после такого дебюта мимо красивой актрисы было уже не пройти.

«Актерская судьба складывается из трех вещей: пятьдесят процентов — это везение, пятьдесят процентов — это внешность, а остальное — талант». Это выражение приписывают гениальному режиссеру Леониду Гайдаю. Марьяна не знала, его ли это мысль, но была согласна с ней на сто процентов.

Она видела множество