Книга Записки «важняка» - Сергей Михайлович Громов

мне руку.

— Ты прибыл по нашему ЧП?

— Угадал.

— Теперь вижу, что в вашей конторе такие дела долго не залеживаются. Еще на донесении, как говорится, не высохли чернила, а ты уже тут как тут. Оперативность завидная.

— Это плохо?

— Не радует, что не обошлось без ЧП. Сейчас, когда идет подготовка к наступлению, эти перебежчики как кость в горле.

Проговорив это, Алексеев заговорщицки отвел меня к окну, как бы подальше от посторонних ушей, и, понизив голос, продолжил:

— Скажу по секрету. Из-за этакого сюрприза вчера вечером наш Батя так разбушевался, что невозможно и вообразить. Еле утихомирили. Понять можно. Немцев отсюда шуганули, их контратаки отбили и закрепились здесь прочно. Кажется, впору заняться составлением наградных реляций. Вдруг — накося выкуси — двое наших, с оружием в руках, сбежали к врагу! Позор!

— Где сейчас можно найти вашего Батю? — спросил я, зная их манеру в обиходе так называть командира полка полковника Шахназарова.

— Он сейчас здесь, в штабе. Вместе с начальником штаба полковником Зыковым завтракают. — И Алексеев, для пущей ясности, мотнул головой в сторону смежной комнаты. От общего штабного помещения эта комната была отделена тяжелым брезентовым пологом.

— И они там давно? — продолжал допытываться я.

— С добрых полчаса.

— Ты обо мне не доложишь?

— Это можно, — охотно согласился он и на правах оперативного дежурного тут же отвернул брезент и решительно шагнул за него.

Ждать его возвращения долго не пришлось. Через минуту Алексеев уже снова объявился и с подчеркнутой вежливостью, придержав брезент, произнес:

— Товарищ следователь, прошу. Вас ждут.

Вот так я и предстал перед двумя всесильными здесь полковниками.

Полковники заслуживают того, чтобы рассказать о них подробнее. Шахназаров уже в летах, осанистый, полный, с большими залысинами и высоким прямым лбом человека мыслящего, с пристальным, строгим взглядом слегка прищуренных темных глаз. Его армянское происхождение сразу выдавали густые брови, сросшиеся на переносице, и несколько крючковатый, длинный нос. Зыков внешне — как бы полная противоположность Шахназарову: высокий, спортивного вида, блондин, с еще сохранившейся шевелюрой и хрипловатым, властным голосом.

Шахназаров и Зыков были чуть ли не одногодки. Тогда как я, в свои неполных 25 лет, чувствовал себя перед ними едва ли не начинающим курсантом, хотя всегда не забывал о своем должностном положении и старался держаться независимо, несмотря на свое не слишком впечатляющее звание «капитан юстиции».

Судя по всему, Шахназаров и Зыков уже отчаевничали. Удобно расположившись в невесть откуда взявшихся мягких кожаных креслах, они что-то обсуждали, когда мое появление прервало их беседу.

Обращаясь по старшинству к Шахназарову, я, как и положено, доложил:

— Товарищ полковник, прибыл для производства следствия по делу о…

Однако Шахназаров меня не дослушал:

— По какой причине и для чего ты прибыл, нам известно. Лучше подсаживайся к нашему столу и перекуси. На пустой желудок ко всякой работе отношение совсем другое. Ты ведь еще не завтракал. Я прав?

Не ожидавший такого приема, я смущенно замялся. Ведь, несмотря ни на что, так вот запросто подсесть за общий стол к людям, значительно старше меня по возрасту, званию и должностному положению, было не так-то просто. Но Шахназаров, без особого труда все поняв, повторил:

— Не дури! Здесь хватит и на тебя.

Как мне потом стало известно, оказывается, Шахназарову уже звонил наш военный прокурор дивизии подполковник юстиции Прут и просил по возможности мне помочь. Кроме того, Прут подбодрил Шахназарова:

— Особо не огорчайтесь. Все считают, что эта некрасивая история в вашем полку — досадное исключение.

Надо думать, что такие слова, сказанные от души, и не кем-нибудь, а прокурором Прутом, не остались незамеченными.

Я присел к столу, пододвинув табурет, которому тоже нашлось место в этой облюбованной Зыковым комнатушке, и сразу убедился, что известная многим в полку привычка Зыкова видеть за столом сервировку, радующую глаз даже во фронтовых условиях, оказалась правдой.

На столе, покрытом скатертью, в самом центре красовался пузатый самовар, опоясанный выбитыми на нем медалями. Ему под стать был и чайный сервиз с расписным чайником, чашечками, сахарницей и молочником кобальтовыми, очевидно немецкими, трофейными. Рядом с ними, немного в стороне, теснились сложенные горкой чистые тарелки с золотыми ободками, бутылка недопитой водки и длинноногие рюмки. Все это «хозяйство» Зыков неизменно возил за собой. Очевидно, сказалась привычка к чаепитиям еще с довоенного времени по службе в Среднеазиатском военном округе.

Рассказывали, что ординарец Зыкова — пожилой солдат, которому осточертело постоянно трястись над его тульским самоваром, трофейным чайником и прочими предметами быта, в минуту откровения признался:

— Если что-то с этим барахлом произойдет, мне хана. Мой полковник этого не простит.

Кроме этого, в комнатушке Зыкова я обнаружил еще одну достопримечательность — столик с зеленым сукном, предназначенный для игры в карты. Этот столик и два кожаных кресла были в свое время принадлежностью какого-то разбомбленного музея, оставшегося на оккупированной территории. Об этом мне потом рассказал капитан Алексеев. Знал я и о трофейной немецкой раскладушке с непривычным для нашего уха наименованием «гинтер», на которой Зыков спал.

Пока я насыщался, Шахназаров и Зыков, словно позабыв о моем существовании, возобновили свой разговор. Я лишь уловил, что он шел вокруг какого-то уязвимого, по их мнению, места в обороне полка.

Когда я поднялся со своего места, давая понять, что насытился, Зыков сразу поинтересовался:

— У вас сейчас какие-то к нам просьбы есть?

— Лишь одна — оказать содействие, чтобы я поскорее выбрался в батальон капитана Кононова, на передовую.

— Нет вопроса, — заверил Зыков. — Я дам команду, чтобы вас встретили и нашли место для вашей работы.

Зыков поднялся со своего кресла и через приоткрытый брезентовый полог, закрывавший дверной проем, крикнул:

— Капитан Алексеев. Найдите для товарища следователя сопровождающего к Кононову в батальон и проследите за тем, чтобы все сделали так, как он скажет!

Провожая меня, Шахназаров проговорил:

— Этим двоим, если они действительно перешли с оружием в руках на сторону немцев, никакого оправдания нет. Только ведь на войне бывает всякое. За подлеца может безвинно пострадать и герой. Постарайся во всем разобраться объективно.

Хоть я и рвался следовать дальше, да только возникло препятствие: все посыльные штаба полка оказались в разгоне и такого человека, который бы смог провести меня, не нашлось. Алексеев нервничал, куда-то прозванивался и что-то выяснял. Наконец он с облегчением произнес:

— Нашел! Обожди еще самую малость — и проводник у тебя будет.

Как раз в этот момент в штаб подошел оперуполномоченный Смерша старший лейтенант Безруков. Он, оказывается, меня разыскивал и, застав в штабе, обрадовался.

— Очень хорошо, что ты еще здесь. Мне приказано подготовить