Книга На передовой закона. Истории полицейского о том, какова цена вашей безопасности - Элис Винтен

class="p1">– Мне нужна чашка чая, – говорю я, поворачивая в сторону полицейского участка. Кофе, возможно, был бы более эффективен, но я его не пью. Мне он никогда не нравился. Включаю кондиционер на полную мощность и еду по пустынным лондонским улицам.

* * *

Я успеваю сделать несколько глотков, когда Терри называет мой позывной. Сегодня я за рулем «Би Экс 21», и этот позывной относится как ко мне, так и к моему оператору. Он также дает всем понять, что мы находимся в дежурном автомобиле, пригодном для езды в экстренной ситуации.

– Браво Экс-Рей 21, прием!

– Говорите.

Я склоняю голову над рацией и отпускаю кнопку передачи. Лиз отрывает взгляд от компьютера, в который она лишь минуту назад ввела свои данные. Рядом с ней стоит стакан горячего кофе, и я наблюдаю за тем, как пар от него поднимается к флуоресцентным лампам кабинета. Мы здесь одни.

– Вы свободны?

– Да.

– Хорошо, подготовьтесь к вызову. Браво Экс-Рей 1 скоро свяжется с вами.

Инспектор.

– Поняла.

Я, подняв бровь, смотрю на Лиз, которая уже нажала на кнопку выключения компьютера. Компьютер ревет, как маленький самолет, а Лиз с прямой, как доска, спиной смотрит на меня. Уже не в первый раз я гадаю, связана ли ее великолепная осанка с боксом. Достаю рацию из крепления на жилете и держу ее в руках.

– Сейчас мы все узнаем об убийстве, – говорю я. Пью чай большими глотками, надеясь допить его до вызова. Мне нравится, как он согревает мое горло и опускается ниже.

Мы ждем сообщения от диспетчера, и я уверена: речь пойдет об убийстве и вызовут, скорее всего, именно нас.

– Думаешь? – отвечает Лиз, округлив глаза. Ее пальцы переплетаются, и я не знаю, что она испытывает: волнение или радостное возбуждение.

– А как же иначе? – как только я заканчиваю предложение, у меня пищит рация. Частный вызов.

– Это 215, говорите.

– А, 215, – рафинированность голоса дежурного инспектора ласкает мне слух. – У нас небольшие проблемы. Мчитесь в больницу, нужно обеспечить сохранность улик на теле жертвы предполагаемого убийства.

– Поняла, инспектор.

– Из всех присутствующих никто не догадался поехать на скорой помощи вместе с бедняжкой.

Я слышу, как он вздыхает. Бедняжкой? Я открываю рот, чтобы ответить, но он опережает меня:

– Вы знаете порядок, 215. Вам нужно лишь оставаться рядом с телом, чтобы обеспечить сохранность улик. С кем вы в паре?

– С Лиз.

– Прекрасно. Для нее это будет хороший опыт, – я слышу, как он приглушенно разговаривает с кем-то еще и представляю его подчиненных, которые находятся на месте преступления. – Ах да, 215! Прежде чем вы приедете туда, вам нужно кое-что знать: это младенец. Новорожденный.

– Поняла, инспектор, – слова вылетают из моего рта до того, как мой мозг успевает понять смысл сказанного.

Мы получаем задание: нужно срочно попасть в больницу и проследить за сохранностью улик на теле жертвы. А потом инспектор сообщает, что жертва – младенец.

– Пожалуйста, поторопитесь. Нужно, чтобы вы прибыли на место как можно скорее. Когда приедете, дайте знать диспетчеру.

После этого наш разговор прерывается.

Я убираю рацию в держатель на жилете и бросаю бумажный стаканчик в мусорное ведро.

– Мы срочно едем в больницу, – говорю я.

Лиз вскакивает со стула, и мы торопливо выходим во двор. Она дважды бросает на меня взгляд, ничего не говоря, и я понимаю, что мое лицо искажено гримасой.

– В чем дело? – спрашивает она мягко.

– Расскажу тебе по дороге.

* * *

Мы сидим у маленького кабинета с деревянной дверью. Она выглядит странно по сравнению с остальными – пластиковыми и обшитыми металлом. Когда мы приехали, нас сразу привели сюда и просили подождать, пока кто-нибудь найдет ключи. Мы обе знаем, что находится в этом кабинете. Я решаю воспользоваться минутой тишины и связаться с диспетчерской.

– Браво Экс-Рей, 215.

– Говорите, 215.

Связь плохая, и я прибавляю звук. Часто в больницах вообще не бывает связи, и мне повезло, что хоть как-то получилось связаться с диспетчером.

– Мы в больнице. В данный момент ждем, когда нам покажут… – младенца, младенца, младенца… – жертву, – у меня начинает кружиться голова, и я слегка ею встряхиваю. – Я дам знать, как только мы проведем визуальное подтверждение.

– Все ясно, 215, – говорит Терри приглушенно. – Надеюсь, вы в порядке.

Я слегка улыбаюсь. Нельзя проявлять эмоции по рации. На самом деле в нашей профессии нельзя проявлять эмоции даже лицом к лицу с человеком. Если сделаешь это, тебя засмеют. Терри старается показать, что она знает, с чем нам пришлось столкнуться, и что ей не все равно.

– Спасибо.

Я убираю рацию в держатель на жилете и заставляю себя сосредоточиться на работе, а не на жертве. По пути в больницу Лиз вслух зачитала отчет. Скорая помощь обратилась к полиции с просьбой посетить квартиру, где недавно родила женщина. На ребенке были телесные повреждения, и парамедики заподозрили неладное. Отец и мать, присутствовавшие на месте, дали противоречивые показания. Мать сказала врачам, что младенец плакал после рождения. Отец утверждал, что ребенок был абсолютно безжизненным. Весь дом был в крови. К моменту прибытия парамедиков младенец уже был мертв, и ему ничем нельзя было помочь.

Ральф и его оператор в присутствии сержантов и инспектора арестовали обоих родителей в связи с подозрением в убийстве. В данный момент отец находится в изоляторе временного содержания, а мать – в больнице под присмотром полиции. Если есть факт совершения преступления, очень важно держать подозреваемых отдельно от жертв. По крайней мере, когда такое возможно. Это не дает адвокатам, выступающим в коронном суде в своих вычурных париках, строить предположения о том, как улики в виде ДНК были переданы от подозреваемого к жертве и наоборот.

Когда оператор спрашивает, видела ли я хоть раз мертвого ребенка, первое, о чем думаю: я сама однажды убила ребенка.

– Мы должны узнать у врачей, когда будет проведено вскрытие и что они думают по поводу причины смерти, – говорю я Лиз.

Она кивает и делает запись в блокноте. С того момента, как мы приехали в больницу, она скрупулезно записывает все детали, и я предполагаю, что ей просто нужно занять руки. Вдруг ее ручка замирает, и она смотрит на меня.

– Ты уже видела мертвого ребенка? – спрашивает она.

«Нет, но я сама убила одного», – отвечает мой разум холодно. Я говорю себе перестать вести себя глупо. Я никого не убивала. Это был просто зародыш, просто… Я качаю головой и смотрю на колени.

– Нет.

– Черт.

Она медленно выдыхает. Никто